Кэтлин Гаррингтон - Навеки твоя

— И еще нужно поблагодарить за то, что нам не подсунули отравленное мясо, — лукаво усмехнувшись, добавил Касберт Росс, сидящий рядом с Колином.

— Господь всемогущий! — воскликнул Колин, судорожно глотнул изрядное количество эля и оттолкнул от себя тарелку. Он побледнел, и стали отчетливо видны крупные, похожие на медные монеты веснушки, которыми был усыпан весь его нос, напоминавший огромный орлиный клюв.

Его испуганное лицо было таким забавным, что все соплеменники Мак-Рата, сидевшие за столом, дружно захохотали.

— Ты просто слабоумный придурок, прости Господи, — крикнул Уолтер Мак-Рат, отец Колина, который сидел в дальнем конце стола. — Ты сожрал половину жареного поросенка и залил все это тремя кружками эля. Если бы еда была отравленной, ты бы сразу откинул копыта, и сейчас тебя бы уже черти в аду жарили.

Возмущенный Колин вскочил с места, сжав свои огромные кулаки. Он был почти таким же высоким — без малого два метра, — как и лейрд, хотя и на целых пять лет младше. Тощий как жердь и упрямый, словно деревенский осел, он принимал вызов всех претендентов на победу во всех мужских забавах. Он мог бросить тяжелый камень на расстояние, равное полету стрелы, и в считанные секунды свалить на землю парня в два раза крупнее, чем он сам. На поле боя Колин вел себя как одержимый, орудовал мечом, словно косил траву. Однако стоило к нему подойти какой-нибудь хорошенькой девушке, как у него от смущения начинал заплетаться язык, и из-за этого старшие соплеменники часто подшучивали над ним.

— Эй, парень, успокойся. Сядь и доешь то, что осталось у тебя в тарелке, — сказал Берти и помахал ножом так, словно просил прощения. — Не стоит волноваться по пустякам, мальчик. Нам всем здесь не нравится, однако я не думаю, что англичане пригласили нас на ужин для того, чтобы отравить.

Колин смущенно улыбнулся и медленно опустился на стул. Пригладив рукой свои ярко-рыжие кудри, он втянул голову в шею, уткнувшись подбородком в кружевной воротник.

— Ладно, — сказал он, разглядывая скатерть. — Да я, по правде говоря, и не поверил тебе.

Его слова вызвали веселый смех и добродушные улыбки. Улучив момент, Лахлан решил поговорить с Гиллескопом.

— Похоже, не нам одним не нравится угощение, — усмехнувшись, сказал он полушепотом. — Глядя на леди Уолсингхем, можно подумать, что она увидела в своем бокале таракана.

Данбартон засмеялся:

— Наверное, графиня тоже поняла, что оба посла будут добиваться свидания наедине.

— Или, может быть, она пытается переключаться с француза на испанца и обратно, чтобы не упустить ничего из их трехсторонней беседы, и ей от этого не по себе.

— Не думаю, — уверенно покачал головой Данбартон. — Леди Уолсингхем великолепно знает придворный этикет. Ее супругу часто приходилось устраивать в своем доме приемы для высоких иностранных гостей, и его юная жена всегда ему помогала.

— И на сколько же он был старше своей жены?

— На пятьдесят лет. Покойный граф отошел в мир иной этой зимой. Ему было семьдесят два года.

— И почему меня, черт возьми, удивляет такая большая разница в возрасте, — раздраженно процедил Кинрат. — Английские дворяне часто продают своих дочерей тому, кто предлагает самую высокую цену.

— Ты прекрасно знаешь, что шотландцы тоже так поступают.

Лахлан вынужден был согласиться. Но он подумал о том, что девушка с такими прекрасными глазами смиренно позволила забрать себя из отчего дома какому-то похотливому негодяю, и брезгливо поморщился. Это было в высшей степени отвратительно.

— Должно быть, она вышла за этого старого козла из-за его титула и денег.

— Старого козла? — возмущенно проворчал Данбартон. Он сделал вид, что сердится, но его глаза подозрительно заблестели. — Я не считаю себя «старым козлом», а мне сейчас столько же лет, сколько было Уолсингхему, когда он женился.

— К присутствующим здесь джентльменам это, конечно, не относится, — примирительно помахав рукой, сказал Лахлан.

— Когда мы вели переговоры по поводу свадьбы нашего короля и обсуждали условия заключения мирного договора между нашими странами, — продолжал Данбартон, — я несколько раз гостил в их лондонском доме. Должен признаться, у меня создалось впечатление, что они были искренне привязаны друг к другу. Граф с теплотой и нежностью относился к своей супруге. Казалось, что для него нет ничего важнее в жизни, чем доставлять удовольствие своей юной жене.

— О-о, старик, наверное, просто потерял голову от любви, — сказал Лахлан, язвительно усмехнувшись.

— Вернувшись в Англию, я узнал о том, что во время смертельной болезни мужа графиня неотлучно находилась у его постели, ухаживая за ним, — добавил Гиллескоп, равнодушно пожав плечами. — Похоже, она тоже испытывала к нему нежные чувства.

Лахлан нахмурился. То, что он услышал, совершенно не соответствовало его представлению об английской аристократии. В особенности о женской половине этой зловредной нации.

— Черт, да ведь еще со времен Адама и Евы известно, что женщины прекрасно умеют притворяться, изображая любовь, — сказал он.

— Тебе всего тридцать лет, а ты рассуждаешь, как дряхлый, уставший от жизни старик, — заметил Данбартон, удивленно выгнув свою седую бровь.

— Да, жизнь меня потрепала. Она, как известно, суровый учитель, — спокойно ответил Лахлан, дернув плечом.

После банкета должно было начаться театральное представление. Франсин, сидевшая между двумя иностранными послами, глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки и успокоиться. Она вполуха слушала, о чем говорили мужчины за ее столом, так как думала о той веселой пьеске, которую написала для вечернего представления.

Пьеса была задумана ею до того, как произошло знакомство с графом Кинратом, более известным в Англии как Чародей Моря. Ну почему, почему никто ей не сказал, что он будет при дворе?! Почему она узнала об этом только сегодня утром?

Ей совершенно не хотелось, чтобы из-за нее разразился скандал между Англией и Шотландией, который может поставить под угрозу срыва недавно подписанный мирный договор. Ведь ее покойный супруг приложил столько усилий для того, чтобы он был заключен.

Посол Испании при дворе Тюдоров дон Хавьер де Айала, который сидел возле Франсин, каждый раз, когда что-то хотел сказать ей, слишком близко придвигал свои тонкие губы к ее уху, и это раздражало женщину. Ей хотелось отодвинуться от назойливого джентльмена, но с другой стороны сидел посол Франции, весьма дородный мужчина, занимающий довольно много места.

Сердце Франсин так часто билось, что она прижала ладонь к груди, пытаясь успокоить его. Она вынуждена была признать, что особо не задумывалась над содержанием смешной пародии, которую написала для Главного королевского комедианта. Ей просто хотелось немного повеселить двор и доставить удовольствие иностранным гостям.