Симона Вилар - Паладин

Ричард пришел в ярость. «Саладин просто наглец! — кричал король. — Каждое его слово — ложь! Как он смеет указывать, что не отдаст христианам земли, какие мы уже имеем под своей рукой!..» Ричарда особенно обозлила весть, что гордая Джоанна де Ринель уступила домогательствам пленившего ее аль-Адиля. Ричарду ничего не оставалось, как вычеркнуть ее из сердца, из памяти, из списка родни.

Ричард был так взбешен, что едва сдержался, чтобы тут же не отдать приказ выступать на Иерусалим. Но… сдержался, ибо нельзя: он вождь, а не рассерженный мальчишка. И все же ярость так бурлила в нем, что он до вечера упражнялся на мечах, пока не утомил рыцарей, согласившихся выйти с ним на площадку. Львиное Сердце победил их всех, даже когда требовал противостоять ему по двое-трое. Он никого не задел мечом больше, чем позволено в учебном поединке, никого не поранил, но его лицо оставалось таким напряженным, а брови были так нахмурены, что у неплохо знавших своего короля приближенных не оставалось никаких сомнений — Ричард на грани срыва.

К ночи он успокоился, когда молился у частицы Животворящего Креста.

А на следующее утро к королю на прием неожиданно попросились два шейха небольших бедуинских племен.

Обычно вожди бедуинов соглашались служить лишь тому, кто побеждал. И сейчас, когда Саладин заперся в Иерусалиме, а войско крестоносцев беспрепятственно расположилось в его владениях, они решили, что не обязаны хранить верность султану, и стали заниматься тем же, что и всегда, — разбоем на дорогах. Но сил у шейхов было немного, поэтому они решили обратиться за помощью к грозному Мелеку Рику и поведали ему, что вскоре по дороге мимо Хеврона должен пройти огромный караван, везущий множество товаров, а также немало звонкой монеты в казну Саладина для его наемников. С караваном на помощь Иерусалиму едет и немалый отряд гулямов, однако если напасть неожиданно и с умелыми воинами, то успех гарантирован. Бедуины клялись вывести отряд кафиров в нужное место, если те, в свою очередь, пообещают поделиться с ними добычей.

У короля сразу же загорелись глаза.

— Мы нападем на караван! Сабле, сколько тамплиеров ты выделишь на это дело? Гарнье, твои госпитальеры будут участвовать? Я же выступлю во главе тысячи отборных рыцарей из Нормандии и Англии. Пусть и французы к нам присоединяются, если пожелают.

Французы пожелали. Герцог Бургундский, уставший томиться и интриговать в лагере, лишь отмахнулся от пытавшегося удержать его епископа де Бове. Медведь весь был в предвкушении будущей добычи и только проворчал, узнав, что выступать они будут без ревущих труб и развернутых знамен, как полагалось для блистательного подвига.

Собираясь, Ричард надел поверх кольчужного капюшона свой украшенный зубцами короны шлем. Итак, Хеврон. О нем говорил отшельник Маврикий, и Львиное Сердце не сомневался, что эта его вылазка будет успешной и решит многие проблемы. Но до Хеврона им предстояло преодолеть немалое расстояние по пустынной местности, контролируемой врагами. Пыльная, петляющая среди холмов дорога уходила вдаль. Ричард пришпорил своего белого Фейвела — этот трофейный конь бывшего кипрского императора всегда приносил ему удачу.

Упомянутый караван и впрямь оказался огромным — тысячи людей, тысячи груженых верблюдов и вьючных мулов, многочисленная конница, стада овец. И хотя в караване было немало воинов, Ричард с крестоносцами обрушились на него столь стремительно и внезапно, что все они предпочли спасаться бегством вскачь, а те караванщики, которые остались, тут же падали на колени, взывая к милосердию.

Да, эта победа оказалась легкой для воинственного короля, и он даже испытал нечто похожее на разочарование. Правда, вскоре он приободрился, узнав, какие богатства попали ему в руки. Золото, серебро, драгоценные камни, богатые ткани, дорогая посуда, немало прекрасного оружия, доспехи, пряности в неисчислимых количествах! А еще тысячи верблюдов и прекрасных скакунов, мулы, ослы, овцы. Был даже слон, который очень поразил крестоносцев, но поскольку они его побаивались и не ведали, что с ним делать, то без сожаления отдали его как часть добычи поведавшим им о караване бедуинам — Ричард не мелочился, когда хотел проявить благодарность.

И все же и в свой лагерь крестоносцы привезли достаточно. Ричард приказал поровну поделить столь великую добычу, чтобы равные ее доли достались как тем, кто принял участие в нападении на караван, так и тем, кто оставался охранять лагерь. И опять он был восхваляем в стане воинов Креста, они даже пели песни в его честь и говорили, что никому в этой стране так не везет с добычей, как храброму английскому Льву.

Оставленные на дороге торговцы из каравана пешком добирались до Святого Града и рассказывали поистине ужасные вещи: о неисчислимых полчищах крестоносцев, напавших на них так стремительно и внезапно, что они не успели даже опомниться; о том, что только милость Аллаха спасла их от резни, — кафиры так алчно радовались своему негаданному богатству, что просто не стали забирать их в плен, чтобы продать на рынках рабов. Когда кто-то заметил, что у христиан не принято торговать людьми, уцелевшие все равно уверяли, что только чудо спасло их от плена и смерти, и добавляли, что это Саладин виноват, оставив их на произвол судьбы. Султану даже пришлось приказать казнить парочку рьяных возмутителей спокойствия, а тех, кто требовал возместить убытки, отправил работать на стены — укреплять кладку перед штурмом кафиров, который теперь он ожидал со дня на день.

Но штурма не последовало.

Случилось то, что и следовало ожидать. Прибывшие в Святую землю с самыми благими целями крестоносцы неожиданно поняли, что они теперь стали очень богатыми. И у каждого возникли планы насчет того, как можно распорядиться этим богатством, как его применить. Стоило ли теперь сражаться, когда они могут погибнуть, так и не воспользовавшись тем добром, какое могли бы привезти домой? И, несмотря на то что в лагере царило приподнятое настроение, все меньше раздавалось разговоров о необходимости похода и штурма Иерусалима. Разве мало они сражались и страдали, чтобы теперь не воспользоваться той удачей, что выпала на их долю, говорили рядовые крестоносцы, примеряя богатые доспехи, разглядывая прошитые золотом тонкие ткани, упаковывая в походные сумы чеканные кувшины и кубки. Теперь у людей появились другие цели, другие планы, а не только желание пожертвовать собой ради Святого Града.

Бургундец Медведь вскоре понял, чем обернулась для воинства, казалось бы, столь успешная вылазка. Поэтому на очередной совет, созванный Ричардом, он явился мрачнее тучи. И когда король дал ему слово, он сказал: