Светлана Берендеева - Княжна

– Как? Но почему? – изумлялась Мария.

Княгиня пожала плечами.

– Бог их знает. Может, природа их такая. А может, сие есть результат прогресса, и наше славянское пристрастие к чистоте тела есть знак варварства нашего.

Мария изумлённо молчала. Не верилось. Совсем не так представлялись ей манящие закатные страны.

– Кстати, Мари, – княгиня подъехала ближе, – этот твой поклонник, Тыклинский… Как ты его находишь?

Мария нашла взглядом гарцевавшего у царской кареты пана Тадеуша.

– Любезен и занимателен.

И вопросительно глянула на княгиню. Почему вопрос этот?

– Я его по Парижу знаю. То есть, мы не знакомы, но я наслышана о нём. Сей кавалер, в самом деле, весьма любезен с дамами и для них занимателен, причём предпочитает девиц. Он потому и уехал из Парижа с поспешностью, что там скандал вышел у него из-за любезностей с одной девицею знатного рода. Понимаешь? То есть скандал такого рода, что нужно было жениться, а он предпочёл бегство. Видимо, у него к семейной жизни неодолимое отвращение.

Мария усмехнулась:

– То-то он нас с Варенькой сегодня уверял, что фрейлины европейских дворов замуж выходить не хотят, предпочитая жить легко.

– Да? – весело удивилась княгиня. – Значит, у него на тебя серьёзные виды. Серьёзные в смысле того, что он заранее пути отступления готовит.

Они обе смотрели на пана Тадеуша, и тот, увидав это, поднял шляпу, закивал головой и, кажется, собрался к ним подъехать.

– Бежим! – взвизгнула Мария.

Они разом послали лошадей рысью, с удовольствием отдались скачке и хохоту.

Когда, угомонившись, поехали опять шагом, княгиня оглянулась на далёкий теперь поезд и спросила:

– Мари, а императрицу нашу новую ты хорошо знаешь?

Вид при этом вопросе у неё был непривычно смущённый.

– Знаю несколько, – ответила Мария, – только она не императрица ещё, на царство не венчали.

– Она… Я даже не знаю, как спросить. Мне показалось, что государь графине, хозяйке нашей, явно симпатию выказывает. Или мне показалось только?

– О, да, – покивала Мария, – он даже уединялся с ней надолго.

– В самом деле? Тогда тем более удивительно, что Екатерина Алексеевна ведёт себя так спокойно.

– Она такая, всё ему прощает.

Княгиня задумалась.

– У царя Петра всё по-своему. Может быть, его женитьба на ней – временная прихоть? Потому и на царство не венчали.

Мария пожала плечами.

– Не знаю, но из того, что я видела, да и по рассказам, он очень к ней привязан. А неверности ей часто делает. И совершенно бесстыдно, даже смотреть совестно! – воскликнула она с горячностью.

– Это только нам, русским, бесстыдством кажется. А в просвещённых странах супружеская верность за смешное почитается.

Княгиня ласково улыбнулась.

– И тебе, как придворной даме, надобно привыкнуть, если не иметь такое мнение, то хоть делать вид, что имеешь.

Разговор прервал пан Тадеуш. Догнал-таки!

– Не изволят ли ясновельможные пани вернуться к поезду? Их величества и супруг пани княгини тревожатся.

Дальше ехали возле карет.

– Однако, князь Григорий, много воли жене даёшь, – похохатывал царь. – Смотри, не пожалеть бы потом.

Григорий Фёдорович только снисходительно улыбался в ответ, видно было, что с женой он счастлив.

Во дворце все тотчас разошлись по своим покоям, и было объявлено, что общего обеда не будет – всем в комнаты принесут. Это и кстати пришлось – надо было полечить Варенькины ноги, она еле ходила, бедная.

На обед девы заказали, кроме обычных здесь свинины, рыбы, пирогов и фруктов, ещё тушёную капусту. Глаша передала им, что когда она такой заказ повару говорила, он очень удивился. Дескать, пища эта простонародная, для бедняков. А они так по щам соскучились! Щей, конечно, здесь варить не умеют, так хоть просто капусты.

Ели в спальне, свободно, без корсетов и фижм возлежали, как древние римляне.

Варенька читала вслух письмо её брата к матери, что ей переслали, из привезённой Долгорукими почты. Брат её был отправлен в Италию для учёбы и вот писал:

«Никогда бы не подумал, что такое взаправду бывает: по всем улицам и переулкам вместо земли – вода морская. Застав городских и рогаток нет и по тем водным улицам сделаны переходы для пеших людей и множество мостов, а под ними плывут лодки, гондолами называемые, с гребцами, и те гребцы почасту поют. А по бокам, как бы на берегах тех водных улиц, стоят домы, красиво состроенные, только в них вовсе нет печей, а есть камины. Всё дивно и приглядно любому взору. И в этой Венеции, всечасно чтимая маменька, женщины и девицы одеваются вельми изрядно. Головы и платья убирают цветами, кои во множестве у домов продаются. Женский народ благообразен и строен, в обхождении политичен и во всём пригляден. А танцуют, маменька, по-италиански не зело стройно, а скачут один против другого, за руки не держась. И ещё на площади святого Марка увеселяются травлей меделянскими собаками больших быков. В Москве такой диковины увидеть нельзя. И на той же площади на погляденье собравшимся бывает, что одним махом секут мечом голову быку. Глянешь на это и приужахнешься, но вы не пужайтесь, маменька, мы глядим на это, стоя далече на стороне. И ещё бывает, что венецийские сенаторы играют в кожаный надувной мяч. А про кулачный бой дяденьке Капитону Кузьмичу расскажите, что зачинают и ведут его на мосту один на один, и бьются нагишом. Кто первый зашибёт до крови или с моста сбросит, тот и одолел. И люди большие заклады на те кулачки кладут. А бьются по воскресным дням и по другим праздникам.»

– Вот видишь, – вставила Мария, – и в других краях кулачные забавы есть. А ты говорила, только в Москве.

– Ага, ну дальше слушайте.

Дальше, однако, слушать не пришлось, поскольку в дверь постучали.

– У вас тут прямо турецкий гарем, – сказала вошедшая княгиня. – Да не вскакивайте, я тоже сяду.

Княгиня Марья была в свободном полотняном платье без корсета и фижм, с косой, закрученной на затылке, и казалась совсем молоденькой.

– Какие, однако, апартаменты вам любезная хозяйка отвела – на троих одна комната.

– Нет, – хором ответили девы, – Три комнаты у нас, но двери прямо в коридор и без гардеробной, так что мы решили так.

– А посмотреть можно, как вы устроились?

Обойдя комнаты, княгиня помрачнела, смотрела их покои молча. Оживилась, только попав в гардеробную.

– Ах, демуазель, в Париже нынче совсем не так носят. К сегодняшнему вечеру надо переделать. Вы в каких робах будете?

– Но ведь и полячки в таких же фасонах, – попыталась возразить Варенька.

Княгиня только рукой махнула.

– Польша – такая же глушь, как и Россия, только что гонору больше.

Тотчас вызвали девок, работа закипела.

Тут Мария Васильевна боярышень весьма удивила. Так в её пальчиках иголка сноровисто ходила, что не только белоручек Нину с Марией, но и вышивальщицу Вареньку завидки брали. Даже девки-белошвейки за ней не поспевали.