Светлана Берендеева - Княжна

У Александра напряглись руки и выпятились бугры на груди.

– Нет, – не дала она ему сказать, – Он ничего мне не сделал, пальцем не тронул, так что ты там не вздумай ничего говорить. Скажи только, что встретил меня, и что я в Яворов еду, к государыне.

– Ладно, – сказал он, помолчав, – я там скажу, что ты уехала, но ты не поедешь. Нечего тебе одной на дорогах делать. Тут рядом корчма, я там ночевал, подождёшь меня там.

Он говорил повелительно, как командовал, и у Марии сладко замерло сердце от этой его повелительности. Она ткнулась лицом в его шею и почувствовала, как его руки крепче её сжали.

Он широко шагал по лугу, намотав на локоть поводья своего коня. Зорька шла сзади, Мария слышала её близкое дыхание и похрупывание сочной травой.

– Ты меня так и будешь всю дорогу нести?

– Угу, – ответил он.

Ей очень нравилось у него на руках, она согласна была бы остаться так на всю жизнь. Но ведь ему тяжело.

– Пусти же, Саша, мне пройтись надо, а то ноги отвалятся. Ты же сам меня учил.

Он медленно опустил одну руку, и её ноги встали на траву. А вторую руку он опускать не стал, оставил на её плечах, и она стояла прижатой к его груди. Как бьётся его сердце, будто выскочит сейчас.

– Маша, – услышала она его необычно низкий голос.

Он дышал часто, и дыхание было таким горячим, что, казалось, обжигало.

– Ты устал? – спросила она озабоченно. – Ятяжёлая?

Он отпустил её и посмотрел с непонятной улыбкой.

– Пойдём скорей. Быстрей уеду – быстрей вернусь.

– Так, может, на лошадей сядем?

– Тут рядом. Вот уже видно.

За деревьями и впрямь стоял домик с красной крышей и распахнутой дверью.

– А можно там юбку попросить?

– Можно, наверное.

Он поглядел на неё и удивился – только сейчас увидел её костюм.

– Ты совсем как мальчик. А почему так?

– Там маскарад был, я прямо оттуда. Ты амазонку мою привези, ладно? У Вареньки спроси, она даст. И кланяйся ей, скажи, что хорошо всё. Без неё я бы там пропала.

Александр сжал её ладонь, посмотрел внимательно.

Корчмарь, старый худой еврей, встретил их в дверях, проворно согнул сутулую спину.

– Комнату для княгини, – сказал Александр, останавливаясь у дверей, – постель и завтрак. Она останется до завтра, подождёт меня.

Хозяин ещё ниже склонился, взглянул на Марию, спрятал усмешку.

– Всё будет, что пану угодно. Комната та, где пан ночевал, уже прибрана.

Он крикнул по-польски, вышла молодая черноглазая женщина в вышитой рубахе, принесла крынку молока и каравай.

– Может, пан тоже выпьет молочка, которого не хотел дождаться? Парное.

Мария дёрнула Александра за рукав, напомнила:

– Юбку.

Хозяин услышал, спросил:

– Пани угодно переодеться?

– Да, – попросила Мария, – юбку на сегодня, завтра мне привезут.

Корчмарь снова крикнул женщине, достал две тёмные глиняные кружки, разлил молоко, нарезал хлеб.

– Пока жёнка достаёт одёжу, покушайте. Сейчас яишня будет готова.

Александр собирался, как видела Мария, уйти, как только устроит её, поэтому она поскорей притянула его за руку на лавку и пододвинула кружку с молоком. Он выпил её махом и принялся за вторую. И она выпила. А хлеб был таким свежим и запашистым, что от каравая почти ничего не осталось. Яишня и одежда для неё появились одновременно, и она сказала, что сначала переоденется, а потом спустится и поест. Тут он опять собрался проститься, но она была наготове и попросила проводить её в комнату.

Комната была маленькая с косым потолком и открытым окошком. В углу белела постель, из-под которой торчало сено.

Мария чувствовала внутри какую-то странную щекотку. И ей казалось невозможным, что Саша сейчас уедет. Она положила свёрток с одеждой на столик у стены и спросила:

– Тебе обязательно сразу сейчас ехать?

Он переминался посреди комнаты.

– Ну, конечно, я же на службе.

– Могла же у тебя лошадь расковаться, или ещё что.

Она встала напротив него и склонила голову набок.

– На немножко со мной останься.

Он насупился и слегка покраснел.

– Но я же быстро, Туда и сразу обратно. Пакет отвезу, ответ возьму и сразу сюда.

Мария вздохнула и стала стряхивать что-то невидимое с его рукава.

– А они этот ответ, может, два дня сочинять будут.

Он поймал её руку, поднёс к губам, сказал невнятно, прижав рот к её ладони:

– Я их потороплю.

Мария подняла лицо близко к нему и сказала медленно:

– Саша, ты мне муж?

Хотела сказать утвердительно, а получился вопрос, и от этого вопроса он стиснул её плечи, как тисками, и впился губами в её губы.

Комната закружилась вокруг неё, и стало жарко. Она хотела сказать, что здесь очень жарко, но он сам догадался и снял с неё кафтанчик, а потом и рубашку. Постель была прохладной, сено шуршало и вкусно пахло. Она изнемогала от его губ и рук, это было мученье… А он вдруг ткнулся в подушку рядом с ней и застонал со сжатыми губами.

– Что ты? – спросила она испуганно и погладила его по плечу.

– Сейчас, подожди, – сказал он в подушку и полежал так немного. Потом поднял голову и ущипнул губами её ухо.

– Ты ещё красивее, чем я думал.

Он смотрел на неё сверху, поднявшись на локте.

– И вся ты – моя.

Мария почувствовала, что на ней совсем нет одежды, потянула на себя простыню, но он отбросил простыню в сторону.

– Ну уж нет, – сказал он вкрадчиво, – я так долго ждал.

Он провёл ладонью по её груди, и по ней по всей пробежала горячая волна.

– Вы прекрасней греческой статуи, княгиня, никаких покрывал!

Его ладонь спустилась на живот, а грудь заняли губы.

Её умолкшее было томление поднялось вновь ещё больше. Это было так сильно, что она даже перестала бояться. Но всё же, почувствовав прикосновение к тому местечку своего тела, которое никто никогда не трогал, она вздрогнула и невольно сжалась. Сашины глаза склонились к её лицу.

– Что ты испугалась? Не бойся.

– Я не боюсь, – прошептала она.

– Вот и умница, – бормотал он между поцелуями, – ты у меня умница.

Теперь у неё уже не было ничего сокровенного, ничего своего, всё принадлежало ему. Она даже перестала различать, где её тело, а где его, всё было общим. И ей совсем не было больно. Только маленький больной толчок, а потом по телу разлилось пронзительное блаженство и утренний свет погас вокруг неё.

Она очнулась, чувствуя его губы на своей шее.

– У тебя жилка бьётся, – бормотал он.

Она потянулась под прохладной простынёй, выпростала руки. И обе руки немедленно были взяты в плен. Им целовали каждый пальчик и каждый ноготок и пресекали все попытки к бегству.

Она открыла глаза. Он вскрикнул и схватился за сердце.

– Осторожнее! Такими глазами и убить можно.

Она молча улыбнулась. Он немедленно поцеловал её в улыбку.

– Знаешь, – сказал он, оторвавшись от её губ, – я очень понимаю их всех.