Мэри Рэдклифф - Тайна Ретта Батлера

— Конечно, Гарри, я понимаю, что все зависит от меня. Но я клянусь, я ничего не знаю. Ничего.

Мигель Кастильо ползал по полу, потом встал, молитвенно сложив перед собой руки.

— Клянусь, я ничего не знаю.

— Я вижу, ты большой мастер раздавать клятвы направо и налево. Но я же сказал, не этого я от тебя жду.

— Как на духу, клянусь, ничего не знаю.

Мигель Кастильо резко рванул мундир и рубашку у себя на груди и, нашарив маленький крестик на кожаном шнурке, вынул его.

— Вот, я могу поклясться на кресте. Я ничего не знаю.

— О, ты можешь клясться на чем угодно, даже на револьвере, но у тебя его нет. Фред, ты веришь этому человеку?

Фред отрицательно покачал головой и что-то невнятно промычал.

— Он верит, Гарри, Фред мне верит.

— Мне кажется, у тебя плохо со слухом, мексиканец. Фред ничего не сказал насчет того, верит он тебе или нет.

— Фред, ты же мне веришь? — подползая на коленях к верзиле, пробормотал Кастильо, как пес, заглядывая ему в глаза.

Фред повернул голову и сплюнул в сторону.

— Не верю я тебе, свинья мексиканская.

— Сам ты свинья, — обозлившись, выкрикнул Мигель Кастильо.

— А за это ты мне заплатишь, — проревел Фред, хватая Мигеля за ворот мундира и приподнимая над полом.

— Гарри, скажи ему, чтобы он меня не трогал. Я клянусь тебе, как брату, как лучшему другу, я ничего не знаю. Ничего.

— Я это песню слышу уже в сотый раз. Ты мне, Мигель, напоминаешь торговца лошадьми на ярмарке, который пытается продать одноглазую кобылу, выдавая ее за вороного жеребца.

— Нет же, я говорю тебе правду. Вот крест, видишь крест. Мне дал его мой брат. Ты же знаешь, у меня брат настоятель монастыря, очень хороший человек, очень набожный. Разве я могу, положив руку на этот крест, соврать?!

— Ты, Мигель, можешь соврать, положив руку на что угодно, даже на бутылку с виски.

— Нет, это святотатство. Гарри, ты же понимаешь, я не хочу богохульничать. Я клянусь тебе, клянусь своими родителями.

— О, даже так! — воскликнул Гарри, забрасывая ноги в начищенных сапогах на стол, — даже родителей вспомнил. Может, ты еще поклянешься своими детьми?

— Гарри, я бы поклялся своими детьми, хочешь — поклянусь. Но я только не знаю, есть они у меня или нет.

— У таких мексиканских свиней детей не бывает, — процедил сквозь зубы Фред и ногой толкнул в грудь Мигеля Кастильо.

Тот опрокинулся на спину и тут же отполз к стене, опершись на нее.

— Это чистая правда. Я ничего не знаю.

— Но Билл Карлсон умер у тебя на руках? И наверное, ты его исповедовал, как сейчас сам хочешь поисповедоваться передо мной. Но, к сожалению, Мигель, несмотря на то, что я тебя очень давно знаю, я не священник, хотя ношу черный плащ. Не священник. И поэтому клятвы твои мне абсолютно не нужны. И сейчас ты не в храме, а в этом грязном отеле ползаешь по полу, корчишься…

— Гарри, да я могу землю грызть. Хочешь я сожру… рукав от своего мундира, чтобы только ты мне поверил?

— Интересное зрелище, но я думаю, это будет долго длиться, а мне надо все узнать поскорее.

— Но я не знаю, Гарри, что я должен говорить. Этот чертов одноглазый Карлсон ничего не сказал. Ничего. Наверное, он просто не успел. Понимаешь, вот бывает же так в жизни, хочешь кому-нибудь что-то сказать, а тут эта костлявая старуха с косой — чирк по горлу — и тебя нет. И слова так и не сорвались с языка.

— Послушай, — прорычал Фред, — что ты там сказал про свой вонючий язык?

— Я говорю, слова не успели слететь с языка.

— Знаешь, мексиканец, когда тебя вздернут посреди площади, я с удовольствием посмотрю на то, как твой язык вывалится тебе на грудь. Вот это будет зрелище. Представляешь, твой вонючий мексиканский язык будет болтаться как шейный платок ярко-красного цвета.

— Что он говорит, Гарри, что говорит этот безумный человек?

— Ты думаешь, Фред безумный? По-моему, он рассуждает вполне здраво. Если ты ничего не скажешь, то завтра утром тебя повесят на площади. А если скажешь, то, может быть, я…

— Гарри, ну что я могу сказать? Вот посмотри на меня, посмотри в мои глаза. Разве я могу врать? Разве я стану обманывать тебя перед лицом смерти? Я же набожный католик. Я очень набожный. Мои отец с матерью молились целые дни напролет, все на коленях, все кланялись Богу.

— Знаешь, Мигель, мне наскучило слушать про твоего брата, про твоих родителей. Мне вообще надоело слушать тебя, я хочу, чтобы ты заткнулся и говорил только по делу, только то, о чем я тебя спрашиваю.

— Я слушаю тебя, Гарри, слушаю, — Мигель даже приложил к уху левую руку и повернул голову.

Тот брезгливо сплюнул.

— Фред, мне кажется, мексиканец ничего не понял. Постарайся внушить этому мерзавцу, что лучше во всем сознаться, обо всем рассказать.

Фред зарычал и, как большой бурый медведь, навалился на Мигеля Кастильо.

Он схватил его за шею и принялся бить головой об пол. На весь отель были слышны глухие удары.

Наконец Фред ослабил свою железную хватку и, усевшись на грудь Мигелю Кастильо, посмотрел ему в глаза.

— Ну что, теперь ты будешь говорить?

— Я не знаю, что, — давясь слюной, смешанной с кровью, зашептал Мигель.

— Ах, ты не знаешь!

Фред снова схватил Мигеля за волосы и принялся колотить головой о толстые дубовые доски пола.

— Осторожнее, Фред, — заметил Гарри Купер, — ты можешь вышибить все мозги из его башки.

— Да там нечего вышибать, Гарри, — вытирая рукавом вспотевшее лицо, проворчал Фред, — иначе он бы все давно сказал.

— Э, Фред, ты слабо знаешь этого мексиканца. Его уже не один раз пытали, и знаешь, он ничего не сказал.

— Что, Гарри, ты хочешь сказать, что он очень крепкий мужик?

— Да, Фред, это крепкий орешек, так что тебе придется попотеть изрядно.

— Я уже и так весь мокрый. А ему хоть бы что. Вот свинья мексиканская!

Фред тяжело поднялся на ноги, пару раз пнул тяжелым башмаком лежащего Кастильо под ребра.

Мигель ойкнул, судорожно хватая разбитыми в кровь губами воздух, и автоматически прикрыл лицо руками.

— Видишь, Гарри, он все соображает — закрывает лицо, как будто ему завтра под венец, как будто он собирается стать женихом и впереди у него брачная ночь.

— Послушай, Фред, а может, действительно устроить Мигелю брачную ночь?

— Что ты имеешь в виду, Гарри? — обернувшись к Куперу, поинтересовался Фред.

— А разве ты не знаешь, что у нас называется первой брачной ночью?

До Фреда наконец дошло, и он, стоя посреди комнаты, рядом с избитым Мигелем Кастильо, заржал.

Все его огромное грузное тело сотрясалось от взрывов хохота.

Мигель Кастильо тоже понял, что с ним собираются сделать. Он мелко затрясся и попытался ползти.

Но Фред наступил ему на горло ногой.

— Лежать, мексиканская свинья, — приказал он, наваливаясь на свою правую ногу всем телом.