Эмине Хелваджи - Дочь Роксоланы

– А я разве… – Орысе показалось, что Доку все же что-то недоговаривает.

– Обе мои девочки сегодня вели себя как должно. «Сдался и замер в ужасе» – это не про вас. И уж тем более не про тебя.

Да, он точно что-то недоговаривал. Узкоглазый Ага несравненно владел собой, но Орыся знала его с первых лет своей жизни. А детский ум способен проложить тропку там, где это не по силам взрослой мудрости, – и затем человек может ходить по этой тропке, даже когда взрослая мудрость уже наступила.

Насчет последнего девочка, рассуждая о себе, не сомневалась. Они с сестрой, конечно, уже взрослые. Мама впервые родила, будучи лишь на год взрослее их, – зачатие же, стало быть, состоялось месяцами старше их нынешнего возраста. Это братец Мехмет был, еще не они с сестрой.

Сестра! Наверное, все же что-то случилось с сестрой! Она ведь уже думала об этом раньше!!!

– Где Михримах?!

– С ней все в порядке. – Доку сейчас был спокоен истинно, не напоказ. – Повелитель Вселенной вспомнил: он, как и простые смертные, тоже муж и отец. А теперь осознал, что самое время напомнить об этом всем остальным. И сейчас в присутствии всего цвета своего двора милостиво беседует не только с супругой-хасеки, но и с дочерью. Со своей законной и единственной дочерью. Ближние служанки, Басак-ханум и Эмине-ханум, тоже призваны быть в том зале. Ибо они достодолжно растили султанскую дочь, за что подлежат награждению.

Орыся промолчала. Ей самой было бы трудно определить, почему сердце вдруг сжалось от боли. Ведь все прошло наилучшим образом! Ни о чем ином и мечтать не приходилось! А только что такой исход вообще виделся невозможно, недостижимо счастливой мечтой…

– А молочной сестре султанской дочери, конечно, никаких милостей не причитается… Даже если она не только сестра, но и ближняя служанка.

– Мне до сих пор не удалось понять, кто из слуг в дворцовом штате значится «ближним» официально, а кто лишь называется так. Я, впрочем, и стараний не прилагал.

– Наверное, за молочную сестру получит милость Эмине, кормилица, – предположила Орыся. – Пусть ей и правда достанется что-нибудь дорогое и красивое.

– Пусть, – согласился Узкоглазый Ага. – А ты что, действительно хотела бы сейчас оказаться в том зале? Как доверенная служанка своей сестры?

– О Аллах! – Девочка содрогнулась. – Конечно нет! Вот здорово получилось бы: отец решает поднести этой служанке, допустим, серьги… собственноручно, в знак особой чести… Подзывает, откидывает чадру – и видит мое лицо. А то и Иблисову метку . Ту самую…

Она рывком села на кушетке.

Все хорошо. Все и вправду закончилось хорошо. Никого не погубила Иблисова метка .

– Как думаешь, матушка прикажет наказать меня? Она сказала, что моей вины в случившемся не видит, но на самом-то деле…

– Не знаю, – евнух пожал плечами, – аудиенция у султана продлится долго, завершится великим проявлением милости и щедрости. Возможно, после такого ничья вина уже и не вспомнится. Да ты в любом случае не думай об этом пока.

– Я действительно была неосторожна, – призналась девочка. – Не сегодня, а вообще. Иначе проклятый Кара – да не напоят его в Преисподней чем-либо иным, кроме кипящего гноя! – вряд ли смог бы проведать…

Она запнулась, сообразив, что Кара, вполне вероятно, уже вкушает напитки Преисподней. А если еще и нет, то, надо думать, молит судьбу, чтобы скорее было да. Потому что на этом свете умеют причинять куда горшую муку, чем на том: палачи Дворца Пушечных Врат – опытные, умелые мастера, любому из них демоны Преисподней разве что в подмастерья годятся.

– Да, твоя вина в этом есть, – с легкой усмешкой кивнул Доку. – Но чем бы ни завершился этот день, ты ведь понимаешь, что исход мог быть неизмеримо хуже. И для моих девочек, и для моей госпожи.

– Уж понимаю… – вздохнула Орыся. И тем же тоном продолжила: – А что ты еще хочешь сказать мне?

– Я?

– Ты, Доку. Ты. Уж мне-то не надо лить твердый щербет в чашу, а жидкий класть на блюдо. Что ты хочешь мне сказать? Или ты спросить что-то у меня хочешь?

Евнух помедлил.

– Да, – кивнул он, садясь на кушетку рядом с Орысей, – мне следовало бы все время держать в уме, что моя девочка не только умна, но и наблюдательна. Скажи, ты помнишь, с кем разговаривала, прежде чем проснуться?

Вопрос прозвучал так странно, что Орыся помедлила с ответом. Доку, конечно, не имеет в виду последний разговор перед тем, как она провалилась в этот похожий на обморок сон. Значит…

– Ты не бредила, – заверил ее Узкоглазый Ага. – Это была именно беседа. Так вот, собеседника помнишь ли?

Девочка испуганно посмотрела на своего наставника. И тут же постаралась скрыть это выражение под насмешливостью.

– Это, наверное, я с Карой бранилась. Больше не с кем. Что, очень много нехороших слов произнесла, да? Запретных для моего пола, возраста и воспитания? На один прут наговорила – или на целых два?

Она осеклась, заметив, как помрачнел взгляд Доку-аги.

– Теперь уже ты мне льешь жидкий щербет на блюдо, а твердый в чашу. Не бойся и не стыдись: есть вещи, которые действительно могут испугать. Тем более неподготовленного. А я-то, старый дурак! Учил многому, а вот о таком поставить в известность даже в голову не пришло. Но кто же знал…

– Чему ты меня не научил, Доку? – робко спросила Орыся, больше не пытаясь храбриться.

Евнух некоторое время колебался. Но потом все же решил, что промолчать будет хуже, чем ответить:

– Кое-что может открываться с неожидаемой стороны. Да, через сны тоже. И если кто-то оттуда пытается что-то сообщить… как-то защитить…

Он умолк, вновь усомнившись. Что вообще можно знать о Силах, нам неподвластных? Во всяком случае, неподвластных тут, среди мира живых? Да ничего! Остается только предполагать и догадываться, а это заведомо ложный путь, потому что ведет он куда угодно, только не к истине, не к знанию. И страшно одиноко будет на таком пути, потому что следы предстоит искать в потемках и не на кого будет опереться, некому подставить плечо.

Разве что попытаться оградить еще тут, по эту сторону, до…

Девочка же тем временем судорожно пыталась вспомнить хоть что-нибудь из своего сна. Но там зияла сплошная дыра, в которой никакого разговора не осталось. Даже отдельных слов от него.

Был там, правда, отпечаток руки – кажется. Кровавый. На двери.

Почему на двери?! Должен ведь быть на стене рядом.

Или это другой отпечаток?

Доку встал. Подошел к окну. Сквозь пластины восьмиугольных стекол посмотрел на небо (какое же оно тут все-таки высокое!), словно ожидал оттуда подсказки. Но Аллах, видимо, смотрел сейчас в другую сторону, и до своего раба Аллаху дела было не больше, чем солнечной Аматэрасу О-Миками, будде Вайрочана, чье имя здесь никому не ведомо и поминать его нельзя.