Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“

Она остановилась; ея губы дрожали, казалось, что она расплачется. Даранъ только вопросительно смотрѣлъ на нее. Онъ не чувствовалъ себя вправѣ, несмотря на свои добрыя намѣренія преданнаго друга, разспрашивать болѣе подробно. Но послѣ долгихъ часовъ томленія, когда такъ напряженно приходилось сдерживать себя, жажда откровенности, искреннихъ словъ мучила Сюзанну.

— М-ль Жемье мнѣ не писала, м-ль Жемье меня не звала, — продолжала она съ лихорадочною живостью. Я уѣхала, я готова вамъ въ этомъ сознаться, потому что Клодъ Бетюнъ мнѣ разсказалъ, — о! чтобы меня поддразнить, шутя, не зная, какое онъ мнѣ причиняетъ горе — эту нелѣпую исторію нашей помолвки, эту исторію, которой я не знала, которую отъ меня скрыли… да, вотъ почему я уѣхала, и, затѣмъ, также изъ-за этой ужасной женщины…

— Какой ужасной женщины? — спросилъ сбитый съ толку Даранъ.

— Изъ-за этой графини, вы хорошо знаете, я увѣрена… этой ужасной графини Вронской!

— Графиня Вронская? — повторилъ Даранъ, все менѣе и менѣе понимавшій въ чемъ дѣло. Но — уже цѣлые годы Мишель ее не видалъ.

— Годы! Ахъ! однако, вы прекрасно освѣдомлены, я васъ поздравляю! — воскликнула пылко миссъ Севернъ. Онъ ее встрѣтилъ въ Трувиллѣ этой весной и затѣмъ онъ провелъ цѣлое воскресенье съ ней въ Барбизонѣ. Она написала Мишелю, она… О! Боже мой, какъ бы я хотѣла ее убить!

— Послушайте, барышня, — возразилъ Даранъ, призывая на помощь все свое краснорѣчіе и всю свою разсудительность, — мнѣ кажется, что въ своемъ возбужденіи вы немного смѣшиваете событія; не попробовать ли намъ расположить ихъ болѣе правильно? Я дольше вашего жилъ и имѣлъ часто возможность убѣдиться, что большая часть ссоръ происходитъ отъ того, что упустили случай откровенно и спокойно объясниться. Да, я васъ увѣряю, 90 разъ изъ 100 замѣчаешь, послѣ того, какъ измучаешь себя, что достаточно было бездѣлицы; одного слова, чтобы понять другъ друга; именно этого слово и избѣгаютъ говорить.

Миссъ Севернъ покачала головой съ видомъ сомнѣнія и унынія.

— Не сердитесь на меня, — продолжалъ Даранъ, — я самый старый и, осмѣлюсь почти утверждать, самый преданный изъ друзей Мишеля; благодаря этому званію, я чувствую себя вашимъ почтительнымъ другомъ. Вотъ почему я считаю себя вправѣ говорить съ вами съ такой откровенностью.

— Я на васъ никоимъ образомъ не сержусь, — пробормотала молодая дѣвушка.

— Благодарю. Теперь я тотчасъ же вамъ докажу, насколько часто то, что имѣетъ видъ полной вероятности, бываетъ обманчивымъ? Вы мнѣ заявляете, что графиня Вронская была въ Барбизонѣ и что вашъ женихъ провелъ съ ней весь день въ воскресенье. Я не зналъ, сознаюсь въ этомъ, что графиня Вронская писала Мишелю, но что я достоверно знаю, это то, что Мишель не ѣздилъ въ воскресенье въ Барбизонъ. Онъ писалъ въ Барбизонъ, какъ мнѣ казалось, по какому-то дѣлу, чтобы сообщать, что задержанъ въ Ривайерѣ, и у меня тѣмъ болѣе вѣскія основанія это утверждать, что мой слуга ходилъ относить письмо на вокзалъ, а Треморъ провелъ все воскресенье, весь день, барышня, съ 10 часовъ до 6, (онъ обѣдалъ, кажется, въ Кастельфлорѣ) у меня, со мной… По крайней мѣрѣ, въ этомъ я вамъ даю мое слово честнаго человѣка.

— Ахъ! милый господинъ Даранъ.

Она сложила руки, лицо ея сіяло.

— Вы видите, барышня, — заключилъ, улыбаясь, изобрѣтатель эликсира Мюскогюльжъ, — было бы нѣсколько поспѣшно убивать графиню Вронскую.

Но уже потухалъ прекрасный блескъ, только что освѣщаршій голубые глаза Сюзанны.

— А исторія Клода! — сказала она. — Вы должны ее знать, такъ какъ Мишель не имѣетъ отъ васъ тайнъ.

Даранъ согласился.

— Изъ-за этого я и уѣхала. О! Подумать только, что эта нелѣпая выходка была причиной нашей помолвки, подумать, что изъ-за шутки, глупости, Мишель счелъ себя вынужденнымъ на мнѣ жениться. Подумать, въ особенности, что это я ему навязалась, что я написала ему о своемъ согласіи быть его женой, тогда какъ онъ совсѣмъ не хотѣлъ на мнѣ жениться. Думать, что онъ… что онъ меня не любилъ, что, можетъ быть, я ему не нравилась. Кто знаетъ? О! это ужасно, невыносимо… Третьяго дня, знаете, когда я все узнала, я хотѣла умереть.

— Большое счастье, что ваше безразсудное желаніе не было услышано какой нибудь злой колдуньей, барышня, — замѣтилъ Даранъ, который упивался открывавшейся истиной и повторялъ себѣ внутренно, что ничто такъ не полезно для раскрытія правды, какъ разспросы. — Немного странныя обстоятельства, сопровождавшія — скажемъ даже вызвавшiя — помолвку Мишеля, мнѣ дѣйствительно извѣстны. Онъ вамъ ихъ разскажетъ подробно. Я солгу, если скажу, что вашъ женихъ былъ очарованъ первоапрѣльской выходкой Клода. Нѣтъ, прежде всего, и по справедливости, поведеніе этого неблагоразумнаго молодого человѣка его вывело изъ себя. Онъ даже безусловно рѣшилъ дать вамъ знать, насколько возможно учтивѣе и черезъ посредство г-жи Бетюнъ, что онъ и не думаетъ о женитьбѣ.

— Но тогда?

— …Съ этимъ по крайней мѣрѣ намѣреніемъ онъ отправился въ Прекруа; что произошло тогда между вами и имъ, милая барышня? Я этого не знаю. Но въ то время, когда Мишель васъ еще не любилъ, онъ былъ очень утомленъ своей бродячей жизнью, очень утомленъ одиночествомъ. Допуская даже, что обстоятельства могли подтолкнуть немного застенчивую волю, вѣрьте, что Мишель совершенно по собственному желанію подтвердилъ предложенiе этого маленькаго бездѣльника Клода… И къ тому же, барышня, какое вамъ дѣло до прошлаго, разъ Мишель, испытывавшій въ тотъ моментъ къ маленькой кузинѣ, которую разъ или два видѣлъ мелькомъ, только чувство дружеской симпатіи, любитъ теперь искренно, пылко, отъ всего сердца, невѣсту, которую онъ знаетъ, которой онъ восхищается, которой готовъ отдать свою жизнь?

— Онъ вамъ это сказалъ? — воскликнула Сюзанна, какъ третьяго дня Треморъ.

— Да, барышня, — подтвердилъ Даранъ, — онъ мнѣ это сказалъ… Онъ мнѣ это сказалъ третьяго дня въ башнѣ Сенъ-Сильверъ, предаваясь такъ же, какъ и вы, самымъ неправдоподобнымъ и самымъ несправедливымъ предположеніямъ… Онъ мнѣ это говорилъ, наслаждаясь муками своего сердца, горя желаніемъ бѣжать къ вамъ и насильно лишая себя этой радости, онъ это излилъ въ потокѣ безумныхъ словъ… и если бы онъ мнѣ этого не сказалъ, я узналъ бы это, глядя на его лицо, когда Колетта объявила ему о вашемъ отъѣздѣ. Онъ васъ обожаетъ, и одно только меня удивляетъ, что вы не догадались объ этомъ.

Сюзанна сильно покраснѣла; счастливый блескъ появился у нея въ глазахъ, не освѣщая однако еще всего ея лица.

— О! — пробормотала она, — бываютъ дни, когда какъ будто догадываешься, а затѣмъ другіе…

И даже въ этотъ часъ она не смѣла совсѣмъ повѣрить.

— Если онъ меня любитъ, — продолжала она, пробуй принять строгій видъ, — какъ могъ онъ прожить два дня, не зная ничего обо мнѣ. Зачѣмъ не пришелъ онъ, несмотря ни на что, почему, не имѣя отъ меня письма, не написалъ онъ по крайней мѣрѣ мнѣ, почему, почему?