Гюи Шантеплёр - Невеста „1-го Апреля“

— Почему? — спросила она спокойно; ее маленький акцент придавал какой-то забавный оттенок самым простым фразам. — Разве он едет в Норвегию для того, чтобы скучать?

— Прекрасно сказано! — воскликнула Колетта.

Мишель повернулся.

— Я желаю, чтобы вы веселились, — сказал он с ударением.

— Благодарю.

— Во всяком случае мы сделаем возможное и невозможное, чтобы ее развлечь, — прибавила нежно молодая женщина.

— Ах! будет еще лучшее время в Ривайере, вот подождите сезона, Сюзи, — сказал г-н Фовель с шутливой напыщенностью. Через две недели вы в этом сами убедитесь.

— Бывают ли здесь в Ривайере во время сезона интересные люди?

— Прелестные люди! спросите Мишеля, — ответил адвокат, вспоминая, как избегал всякого общества его шурин, едва очутившись в башне Сен-Сильвера.

Одним прыжком Сюзанна поднялась, отбросила далеко наполовину выкуренную папиросу и пошла облокотиться на перила подле своего кузена.

— Майк, — сказала она, — не будьте брюзгой, назовите мне интересных людей в Ривайере!

— Имя им легион! — ответил Тремор из духа противоречия, желая любезностью показать несправедливость легкой насмешки г-на Фовеля.

— Это довольно неопределенно… точнее.

— Охотно, — продолжал Мишель с той же любезностью. — Есть Понмори, отец и пять сыновей!

— Пять сыновей, o, dear me! [23] О, Боже!

— Это вас интересует? — заметил молодой человек немного иронически. — Трое младших еще дети; для вас значит имеют значение только двое старших, не так ли?

— Конечно, — подтвердила Сюзи с несколько вызывающей ноткой в голосе.

— Леону 28 лет, — сказал Мишель, вновь взяв тон покорной любезности, — это адвокат, серьезный малый.

— Холодный вид, бакенбарды и фразы! Я это вижу отсюда… дальше…

— Благодарю Сюзанна, — закричал г-н Фовель.

— У вас нет бакенбард, во-первых, затем вы прелестны и затем вы это так же прекрасно знаете, как и я. А другой?

— Другой? Гастон, — продолжал терпеливо Мишель; — ему 25 лет; его главное занятие, кажется, проедать состояние своей матери.

— Однако неглуп, этот! Затем?

— Затем есть еще г-н Ланкри, нотариус, ушедший от дел, и его дочь, г-жа де Лорж, носящая двойную фамилию с тех пор, как овдовела.

— Послушай-ка Мишель, мне рассказывали на ее счет истории… — перебил г-н Фовель.

— О! и мне также! — ответил, смеясь, Мишель.

— Расскажите их мне! — воскликнула с увлечением Сюзанна.

Мишель более не смеялся, этот вопрос его шокировал.

— Я их забыл, — возразил он холодно.

— Все равно, я их узнаю от Роберта. Г-жа де Лорж хорошенькая?

— Это как для кого, шик есть, но шик дурного тона, вот и все!

— А… затем, кто другие?

— Мой друг Жак Рео, только что женившийся и для которого я снял виллу „Ив“.

— Г-жа Рео красива?

— Прелестна.

— Блондинка?

— Брюнетка.

— А… затем?

— Сестра г-жи Рео, м-ль Шазе, очень милое дитя, Поль Рео — брат Жака…

— Очень милый юноша… О! его я знаю, — сказала спокойно Сюзанна.

Мишель сделал движение удивления.

— Вы его знаете?

— Он был в Канне прошлую зиму… мы играли в теннис, он… немного шалопай…

— Очень большой шалопай, — продолжал Тремор, обретший вновь свое хладнокровие. — Он вышел с дипломом из института гражданских инженеров скоро будет два года и окончил свою военную службу прошлую осень, но я сильно подозреваю, что он следует примеру Гастона Понмори с тою только разницей, что „проедаемое состояние“ на этот раз очень легкое, скоро будет все переварено. Жак огорчен беспечностью своего брата.

— Ба! у юности свои права! А затем, кто еще?

— Вы ненасытны, я не знаю больше никого. — Мишель истощил все свое терпение. В том состоянии духа, в котором он находился, этот разговор мог только его раздражать и мало-помалу вывести из себя.

По прежнему, опираясь обоими локтями на балюстраду, он наклонил голову на столько, что оперся ею на открытия ладони и замолчать.

— Твоя память меня сокрушает! — воскликнула Колетта. — А Лангиль, его ты забыл? Живописец, ты знаешь, Занночка? И Сенваль! Прекрасные люди, принимающие у себя всегда массу народа. И Раймонд Деплан, их кузен, друг Мишеля… Наконец, Сюзи, я могла бы еще прибавить Бокура, супрефекта, товарища прокурора, депутата округа, разных чиновников, священника и еще многих других лиц!

— О! хорошо, хорошо! Этого вполне достаточно для моего счастья! — сказала Сюзанна весело.

Улыбающаяся она повернулась к Мишелю, закуривавшему в глубоком молчании новую папироску.

— Вы не будете очень ревновать, — спросила она, — если эти господа станут чуточку за мной ухаживать.

— Ревновать? я? ах! Боже, нет, — возразил Мишель, яростно бросая спичку, которая потухла, упав на песок.

— Вы нелюбезны, мой дорогой?

— Почему? — поправился он более примиряющим тоном. — Я нахожу, что ревность оскорбительна. Я имею доверие к вашей прямоте, вот и все.

Она немного сухо рассмеялась.

— Frailty, the name is women [24] „О, женщины, ничтожество вам имя!“ (У. Шекспир, „Гамлет“) , — пробормотала она тихо, и тем скользящим шагом, который временами у нее являлся, вернулась к Колетте.

— Я вижу, — решила она громким голосом, — что Ривайер — маленькая Капуя! [25] В древности веселое летнее местопребывание самых богатых и знатных римлян.

Через несколько минут, так как свежесть стала чувствительна для слишком легко одетых дам, все вернулись в гостиную и разговор продолжался, дружественный и немного вялый, как обыкновенно бывает между людьми, встречающимися каждый день. В половине одиннадцатого Мишель поднялся, чтобы прощаться. Он уезжал с одним из первых утренних поездов и потребовал, чтобы ни сестра, ни невеста не провожали его на станцию. Он дружески поцеловал Роберта, поцеловал Колетту, говорившую слишком быстро и голосом, дрожавшим уже в продолжение нескольких минут, затем он протянул руку Сюзанне.

— Я надеюсь, что вы сделаете мне удовольствие и будете отвечать на письма, которые я вам буду писать? — сказал он вежливо.

— Ну, конечно! до свидания и счастливого пути, Майк.

— Да поцелуй же ее, ведь это глупо! — сказала, смеясь сквозь слезы, Колетта.

Совершенно просто Сюзанна подставила свою бархатистую, как свежий плод, щечку, и Мишель прижался к ней губами. У него сердце немного сжалось, не потому что он собирался покинуть эту молодую девушку, бывшую его невестой, но потому, что эта молодая девушка, бывшая его невестой, расставалась с ним так холодно. И, повернувшись быстро к Колетте, он поцеловал ее несколько раз, прижав ее крепко к себе.

— Чем дальше, тем лучше! Она курит и, я почти убежден, флиртует! — думал он, быстро сходя с под езда Кастельфлора. — Решительно, она мне не нравится.

Когда мисс Северн задула свою свечу, множество мыслей порхали в ее голове, лежавшей на подушке, и тотчас же при мягком свете ночника, она дала им свободу: