Гюи Шантеплёр - Невеста „1-го Апреля“

Между тем, было бы гораздо проще прервать все колебания такими словами: „вы правы, я безумец, я мечтал, что я любим… И Мишель смеялся, смеялся еще раз над своей собственной наивностью. Сказать, что он мог приписывать романтические идеи такой типичной резонерке, какой была мисс Северн! Романтизм и эта искусная велосипедистка, эта практичная молодая особа в неуклюжем костюме, слонявшаяся по лесу с дорожной картой!

— Ах! какую необыкновенную пару мы составим, — вздохнул молодой человек.

В башне Сен Сильвера Даран ждал, перелистывая альбомы.

— Ну, — неудачно поспешил спросить этот преданный друг, — женишься ты или не женишься?

Мишелю не следовало бы очень удивляться вопросу, так как он именно остановился на первом из предположенных решений, но по вполне человеческой непоследовательности факт, что Даран мог рассматривать, как возможное, безрассудное решение, только что принятое им, его раздражил.

— Убирайся вон! — ответил он раздраженно.

Он прошел через рабочий кабинет, чтобы пройти в соседнюю комнату, затем раскаялся, одумался:

— Ты позавтракаешь со мной, не правда ли? — сказал он на этот раз очень дружески.

И он добавил:

— Я безумец, Даран, и глупец! Я женюсь!

Помолвка Мишеля, возвещенная в Канн, но без малейшего намека на оригинальное происшествие, вызвавшее ее, ускорила на несколько дней возвращение г-на и г-жи Фовель.

Колетта сияла. В течение этого последнего сезона, когда тесная дружба с Май Бетюн и с мисс Стевенс постоянно ее сближала с Сюзанной, она отдала свое восторженное и немного легкомысленное сердце своей маленькой кузине с открытым характером и хохотунье, которая так мило с ней болтала, играла с Низеттой, рассказывала истории Жоржу, составляла четвертого в висте Роберта. Затем, правильно или нет, Колетта, знавшая припадки уныния печального и одинокого в своей неудавшейся жизни Мишеля, была убеждена, что озабоченное чело, на котором сердечные поцелуи сестры не разглаживали морщин, прояснится от уюта счастливого домашнего очага.

И так как она была неспособна заниматься вопросом о приданом, ей казалось вполне просто соединить в жизни два существа, между которыми ее любовь уже устанавливала связь; поэтому она не задумывалась над тем, будут ли Мишель и Сюзанна соответствовать друг другу. Разве ее добрый большой Мишель не становился, как только он сам этого желал, самым милым из мужчин.

Что касается „маленькой Занны“, то она обладала всеми желанными качествами… Такая пленительная, такая забавная и такая веселая и со всем этим элегантная в своем совсем простеньком платье! В Канне все, включая Май Бетюн, Роберта и детей, были в восторге от нее и сожалели, что эта скучная мисс Стевенс ее эгоистично конфисковала для своего ревматизма и своей ипохондрии.

Никогда не жалуясь, замечательно тактичная и осторожная, бедное дитя добросовестно исполняло неблагодарную обязанность занимать и развлекать старую американку; иногда, очень редко, она появлялась в обществе, на вечерах, на garden-partiezs и на прогулках; как блестели тогда ее глаза, как бывал радостен ее смех!..

Милая маленькая Занна! Она заслуживала настоящего большого счастья… И вот желания г-жи Фовель чудесным образом осуществлялись, и пришло великое счастье! Разве это не счастье, выйти замуж за Мишеля?

Едва выйдя из вагона, молодая женщина бросилась в объятия Тремора.

— Где Сюзанна? — воскликнула она, всецело отдаваясь всегда своей, занимавшей ее в данный момент, мысли.

И она звонко два раза поцеловала в щеки своего брата.

— В Прекруа, — заметил этот со скрытым раздражением.

Затем он нежно поцеловал Колетту и маленького Жоржа, которого она держала за руку, поспешил навстречу сердечным объятиям Роберта и овладел Низеттой, бывшей на руках няни; уставшая от путешествия, она протирала себе глазки с восхитительной, томной гримасой.

— Здравствуй, Тонти, — пробормотала девчурка сонным голосом, произнося смешным фальцетом последний слог прозвища, данного ею своему дяде. — Где Сюзанна?

— Она вернулась в Америку, — возразил Мишель, смеясь этот раз, хотя все-таки еще раздосадованный.

Эта молодая девушка, любви которой он не добивался, казалось, должна была теперь завладеть всей его жизнью и портить ему все его маленькие радости.

Низетта также засмеялась, более искренно, вероятно, затем, опустив свою кудрявую головку на плечо Тонти:

— Глупый! — сказала она непочтительно.

И она вновь задремала.

Но за завтраком и позднее, в гостиной Фовелей, между тем как Роберт разбирал свою объемистую корреспонденцию, вопросы посыпались вновь; приходилось на них отвечать, приходилось принимать довольный и приятный вид, когда произносилось имя Сюзанны в сопровождении похвал, расточаемых Колеттой и к которым г-н Фовель присоединил свое осторожное замечание:

— Это прелестное дитя; Жорж и Низетта ее обожают, — заключил адвокат, как будто этот факт выражал все.

Г-жа Фовель была немного разочарована, узнав, что мисс Северн предполагала оставаться в Прекруа до от езда г-жи Бетюн, т. е. до того времени, когда Кастельфлор вновь откроет свои двери и совершенно возмущена, узнав, что Мишель не отказался от своего путешествия на Север.

— Послушай, ты с ума сошел? — воскликнула она, не сдерживаясь. — Если бы я была на месте Сюзанны, я бы на тебя обиделась до смерти.

— Почему? Сюзанна знает, что мое решение было принято несколько месяцев назад… и мы во всяком случае не обвенчаемся раньше осени и твоего возвращения в Париж.

— Следовательно, в продолжение трех месяцев вы не будете видеться?

— Два с половиной месяца, самое большее. И у нас останется потом столько месяцев, чтобы видеться!

Г-жа Фовель широко открыла свои прекрасные глаза орехового цвета.

— Какой ты смешной! — сказала она. — И однако, она тебе нравится?

— О! конечно, — ответил молодой человек. — Мы начинаем хорошо узнавать друг друга теперь, после того, как мы обедали три раза вместе и сыграли партию в крокет. У нее прекрасный аппетит и она восхитительно играет в крокет. Словом, это очень миловидная кукла.

— О! Мишель, кукла! — повторила г-жа Фовель.

А Роберт сделал следующее замечание:

— Я нахожу тебя слишком строгим. Зачем, черт возьми, женишься ты на ней?

— Чтобы доставить удовольствие Колетте! — вздохнул Тремор.

Он может быть приправил бы это замечание остротой по адресу Сюзанны, так как был в это утро в злом настроении, как вдруг Низетта, взобравшись на кресло, расположилась у него на коленях. Тогда он ее поцеловал и в то время, как маленькая племянница возвращала ему поцелуи с милыми ласками, легким прикосновением розовых пальчиков и восхитительным смехом, он подумал, что если бы некогда „очень миловидная кукла“ подарила ему в какой-нибудь день подобную Низетту, он привык бы и к американскому акценту и нашел бы извинение сумасбродствам.