Гюи Шантеплёр - Невеста „1-го Апреля“

Иногда, чувствуя потребность дружеского общения, он читал молодой девушке то, что он написал утром или накануне, и она слушала его с искренним удовольствием.

Он часто бывал изумлен и восхищен живостью и непосредственностью ума молодой девушки. Это был свежий плод, не вызревший еще на горячем солнце, не тронутый ничем порочным, красиво выглядывающий из листвы.

В свете, т. е. на вечерах, завтраках и обедах, которые в условиях деревенской жизни становятся более простыми, дружественными и непринужденными, Сюзанна, постоянно окруженная, веселилась с радостным сердцем, до опьянения. Мишель видал ее только изредка в этой блестящей роли, и когда он заметил, что она любила вальсировать, смеяться и нравиться, он дал себе клятвенное обещание не показывать недовольного вида, хотя сам очень враждебно относился к неразборчивости в знакомствах, к салонной болтовне, к смешанному обществу, являющимся следствием почти неизбежных ежедневных встреч. Он даже, как добрый малый, пошел на дальнейшие уступки не держаться постоянно нейтрально; не довольствуясь только тем, чтобы никого не смущать, ограничиваясь разговорами с серьезными людьми, когда другие развлекаются, он простер свою снисходительность до того, что стал организовывать шарады; он принимал участие в „невинных“ играх и чтобы решительно ничем не отличаться от мужской половины общества, болтал через пятое в десятое с г-жой де Лорж, утешавшейся вдовой, над которой все смеялись, вероятно потому, что она позволяла мужчинам говорить себе вольности и при случае говорила их сама с младенчески наивным видом, спасавшим положение.

Лично Сюзанной Мишель занимался с большой осторожностью, может быть преувеличенной, из боязни быть навязчивым. Когда, вспоминая о своих привилегиях жениха, — если этого требовали светские приличия, — он брал под руку молодую девушку или каким-нибудь другим способом выражал ей свое внимание, она его обыкновенно встречала так же удивленно, как и дружески.

ее улыбка обозначала тогда почти следующее: „ах! да ведь вы здесь… я очень этому рада!“ Он на нее впрочем совсем не сердился. ее постоянное радостное оживление занимало его иногда, как нечто совершенно ему непонятное. Но лучшим моментам своего „товарищества“ с Сюзанной он обязан был тем свиданиям с глазу на глаз, которые все стали находить естественными.

Мисс Северн была неустрашимая наездница. Три раза в неделю верхом на красивой бурой лошади, полученной однажды вместо букета от ее жениха, она вместе с ним объезжала окрестности Ривайера. И это были безумно-восхитительные поездки в открытом поле или по лесу, длинные разговоры под ритм равномерных шагов лошадей.

Эти прогулки в утренние, мирные и прохладные часы доставляли успокоение Сюзанне и Мишелю, одной — отдых от удовольствий, другому — от работ.

Однако, Тремору трудно было привыкнуть к „трансатлантическими манерам“ молодой девушки.

Так, он с большим трудом согласился на ее одинокие прогулки по полям или в лесу. Сотни раз Колетта предлагала провожатого, но американочка вооружалась против всякого стеснения в этих случаях и ей пришлось уступить. Мишель, решивший вообще не брать на себя роли опекуна, чувствовал себя тем менее имеющим на это право в одном исключительном случае, который его глубоко трогал тем постоянством, с каким эта ветреная Сюзанна отдавала каждую неделю бедной семье, жившей у опушки леса, лучшее чем деньги — несколько часов своей веселой жизни.

Однажды она изложила свои теории насчет благотворительности.

— Видите ли, Мишель, благотворительные заведения недостаточны, нужно им помогать, оказывая личную помощь, но помощь разумную, не разбрасывая беспорядочно свои средства, помогать, может быть, самому ограниченному числу бедных — все зависит от суммы, которой располагаешь, — помогать им и посвящать им также хотя немного своего времени и своего сердца. Я небогата, но я могла бы прекрасно раздать здесь или там монету в десять су, пару чулок, платьице… Чтобы получилось, если бы я так поступала? Помощь, которую я приносила бы каждому из этих бедняков, была бы настолько незначительна, что их нищета не была бы нисколько облегчена. Вместо этого, я избрала одну семью, семью Мишо, и все монеты в 10 су, всю одежду, все время, которое я могу дать, я им даю. Это немного, я знаю, — и я не хвалюсь, что избавляю их от нужды, своих бедняков — деда и внучку, работающих насколько хватает их слабых сил, чтобы заменить подле дряхлой бабушки и еще малолетних детей, умерших отца и мать, — но у меня по крайней мере есть радостное сознание, что удается облегчить немного их бремя. Они рады меня видеть, я им даю советы… да, сударь, и очень хорошие советы! Я разговариваю со старухой, я браню малюток, когда они грязные, я даже сама их иногда мою! Затем, когда они послушны, я им приношу гостинцев, а в это время Марсьенн, старшая дочь, очень искусная кружевница, работает не отрываясь… Кажется, дети стали более послушными в школе с тех пор, как я проверяю баллы, и дедушка утверждает, что все стало в доме более благообразно с тех пор, как я научила Марсьенну хорошо убирать комнаты и ставить цветы в каменные горшки. Дедушке нравится видеть в доме цветы.

Да, да, прибавила Сюзи, видя, что Мишель улыбается, что это ему нравится… Я не поэтична, и однако мне кажется, что не мешает примешивать к жизни бедных людей крупицы самой простой поэзии. Это еще идея моей бабушки! Я также снабдила Мишо книгами, не фабричным изделием, а забавными историями, живыми… Таким образом, они хоть на момент отвлекаются от своей монотонной жизни. Право, Мишель, у меня сознание, что я сделала добро Мишо… А через них я доставила себе столько удовольствия!

Это исповедание своих убеждений восхитило Мишеля. Кукла имела не только хорошо уравновешенный ум. Она имела сердце, а сердце и ум соединялись в желании и совершении добра. Он был снисходителен к велосипедистке, делавшей добрые дела, и устроил так, что монеты в 10 су стали гораздо многочисленнее в кошельке, который предназначался Сюзанной Мишо. Но он выказал себя менее податливым к „американизму“ своей невесты, когда он ее увидел однажды вечером, после обеда в Кастельфлоре танцующей „skirt-dance“ перед двадцатью лицами с самоуверенностью и мастерством, смутившими его.

Этот „танец юбки“, движения которого приближаются довольно близко к иллюстрированным Лойей Фюллер [29] Лои Фуллер, LoïeFuller (1862–1928) — американская актриса и танцовщица начала XX века, ставшая основательницей танца модерн, свободного танца. Легенда гласит, что в 1891 году Лои Фуллер придумала танец с тканями из шелка, во время которого ловко манипулировала длинными кусками развевающиеся шелковой ткани, которые подсвечивались цветными прожекторами. (Прим. скан.) и производящим с некоторых пор фурор в Англии и в Америке, был одним из больших талантов мисс Северн. Она его танцевала без усилий, легко, с трепетной грацией порхающей бабочки, в своей длинной, развевающейся фуляровой блузе цвета „mauve“, около 20 метров в окружности, которая поднималась при движении ее рук, образуя как бы два крыла, и действительно вызывала представление о бабочке, большой красивой бабочке. Моментами поза ее рук, головы, откинутой назад, ноги, согнутой для скользящего па, обрисовывали под шелковистой материей изящное совершенство бюста, талии, всего этого тонкого и стройного тела, и сообразно фигурам танца, хорошенькая кокетливая головка с сияющими от радости глазами качалась улыбающаяся или пряталась наполовину в складки платья „mauve“… Очаровательное зрелище!