Мэри Бэлоу - Сети любви

– Мы едем к Гюнтеру, – сказал лорд Иден. – Не хотите ли присоединиться к нам, Пенворт? А вы, Мэдлин?

– Как-нибудь в другой раз, – быстро ответила та.

– Благодарю вас, – тут же отозвался лейтенант Пенворт. – Я с удовольствием.

Спутница удивленно взглянула на него.

– Вы уверены, что не имеете ничего против? – спросила она.

– Нет, – резко бросил он. – А вы?

– Значит, встретимся там немного погодя, – сказал лорд Иден.

Мэдлин, вспыхнув, скрылась в карете.

– Стало быть, наконец-то мы встретимся со своим будущим зятем, – проговорил лорд Иден, когда коляска тронулась. – Мэдлин все время прятала его.

– Я просто умирала от любопытства, – сказала Анна.

– Бедняга, – вздохнула Дженнифер. – Какая жестокая эта война!..

– Вы из-за меня, Мэдлин, хотели отказаться от мороженого? – спрашивал между тем лейтенант, сидя в другой карете.

Она с расстроенным видом посмотрела на него.

– Да, – потупившись, ответила она. – У Понтера всегда столько народу. Аллан… Вы ведь не думаете, что я вас стыжусь?

– Не думаю. – Он коснулся ее руки. – Но для вас так утомительно, когда на меня глазеют посторонние, верно? Только это меня угнетает. Однако там ваши родственники, ваши друзья. Вы должны проводить время с ними. Стань я вашим мужем, я тоже должен буду общаться с ними.

Через несколько минут головы посетителей кондитерской Гюнтера как по команде обернулись, чтобы посмотреть на лейтенанта Пенворта, входившего в нее с довольно мрачным видом. Без посторонней помощи он подошел к столу и сел на свободный стул рядом с Дженнифер. Мэдлин представила всех своему спутнику; ей пришлось сесть на противоположном конце.

Несколько минут продолжалась легкая дружеская болтовня. Много смеялись. Потом Анна пустилась в красочное, описание только что виденных сокровищ, смешно сетуя на то, что им придется скоро отказаться от всех удовольствий и возвращаться в деревню, как велел отец.

– Ну что ж, Эдмунд и Александра с детьми тоже уезжают, – сказала Мэдлин примиряюще. – Я уговариваю и Аллана уехать ненадолго. – Она улыбнулась через весь стол своему жениху, который беседовал с Дженнифер.

– Вы чувствуете себя лучше? – спрашивала его Дженнифер. – Я была так расстроена, услышав, что вы ранены, сэр.

– Благодарствуйте, – ответил он, не глядя на нее. – Я полностью выздоровел. – Лицо у него было бледное и угрюмое. Это был совершенно не тот молодой человек, с которым она когда-то танцевала на балу и гуляла в Суанском лесу.

– Вы скоро возвращаетесь в Девон? – спросила она. – Я помню, вы рассказывали мне о своей семье и о том, как вы любите свой дом.

– В обозримом будущем у меня нет никаких намерений, – мрачно ответил он.

– Вот как? – сказала она, поднося ко рту ложку с мороженым. – Но ваша матушка, наверное, беспокоится о вас. И ваш батюшка, и все ваши братья и сестры.

– Без сомнения, – ответил он. – До конца дней своих я буду теперь предметом их жалости. Раньше они гордились мной.

– А теперь разве они вами не гордятся? – Дженнифер нервически поиграла ложкой. Лучше бы он сидел где-нибудь в другом месте.

– О да. – Голос его был холоден. – Я их израненный герой.

– Почему на вас такая большая повязка? – спросила она и вспыхнула, сообразив, как бестактен ее вопрос.

– Мое лицо – не очень приятное зрелище.

– Разве раны до сих пор не зажили?

– Зажили, насколько вообще это возможно.

– А не лучше ли было бы носить маленькую повязку на глазу? – спросила она, решив быть откровенной. – Солнце и воздух помогли бы сгладиться шрамам. А большая повязка гораздо больше бросается в глаза, чем даже шрамы. Простите, но я бы не советовала вам ее носить.

– Это вы бы не советовали, – проговорил он так тихо, что она не была уверена, правильно ли расслышала его слова. Все время, пока они оставались в кондитерской, ей было не по себе.

– Итак, насколько я понимаю, Пенворт вас не пощадил? – сочувственно спросил у нее лорд Иден, когда они сели в коляску.

– Увы, получила по заслугам, – ответила девушка. – Не стоило задавать ему личных вопросов. Раны на теле у него зажили. А вот другие, куда более глубокие, еще даже не начали затягиваться.

– Как он будет жить теперь? – Уолтер недоуменно пожал плечами. – Одна нога. Один глаз. Ух! Я, наверное, предпочел бы умереть.

– Какой вздор! – воскликнула Дженнифер, снова вспыхнув от своей резкости. – Между прочим, в жизни очень многое можно сделать без ноги и без глаза. Очень горько за лейтенанта Пенворта, ведь он был всегда так подвижен, полон внутреннего огня. Жаль, что он стал таким жестким и циничным. Впрочем, беда случилась с ним всего три месяца назад. Но вот если бы и через несколько лет он продолжал оплакивать свою потерю и дуться на жизнь – тогда я бы рассердилась на него. Это грустно вдвойне.

– Вы, наверное, правы, мисс Симпсон, – согласился Уолтер. – Но Боже мой, как же можно примириться с потерей ноги и не сетовать на судьбу! Нельзя ездить верхом. Нельзя заниматься спортом. Не могу себе представить такое.

– Бедняга, – грустно заметила Анна. Дженнифер видела, что лорд Иден ей улыбается.

К вечеру Эллен отправилась к графу Хэрроуби, не взяв с собой никого, и, приподняв медный дверной молоток, висевший на огромных двустворчатых дверях его дома, подумала, что, пожалуй, нарушает правила приличия. И улыбнулась этой мысли. То был ее дом целых пятнадцать лет. Этот человек был ей отцом.

Он снова пил; она поняла это, как только он торопливо спустился вниз ей навстречу, не ожидая, пока дворецкий проводит ее в гостиную.

– Я бы и капли не взял в рот, Элли, будь точно уверен, что вы придете, – сказал он, улыбаясь и протягивая ей руку. – Я думал, вы не придете, немного поразмыслив.

– Но я пришла, – отозвалась она, оглядывая гостиную и отмечая, что в ней ничего не изменилось с тех пор, как она последний раз была здесь, разве что ковер выглядел более потертым, а занавеси на окнах – выцветшими.

– Я никого больше не пригласил, – сказал он. – Надеюсь, вы не возражаете. Мы будем вдвоем – вы и я, Элли. И потом… – он улыбнулся с извиняющимся видом, – весьма немногие леди примут нынче приглашение графа Хэрроуби. Вы знаете… меня ведь не считают респектабельным человеком.

– Вот как? – На его лице и фигуре явственно проступили приметы его образа жизни. Они молчали, потому что экономка – Эллен не знала ее, как и нового дворецкого, – принесла поднос с чаем.

– Я налью чаю? – в смущении обратилась она к тому, кого всегда называла отцом.

– Если бы вы не ушли от меня, – сказал он, протягивая руку и указывая, что она должна сесть рядом с подносом, – я не стал бы такой развалиной, которую вы видите перед собой. Я любил вас, дитя мое. Вам не надо было уходить.