Екатерина Мурашова - Глаз бури

Вам, должно быть, уж любопытна судьба младенца. Видимо, твердо порешив расстаться с постылой жизнью, Ефим все же в последний миг прозрел все чудовищное зло умышляемого им, не осмелился погубить с собою и сына-младенца, и выбросил его прямо на набережной, положив вместе с одеяльцем в какую-то случайную коробку.

Дальнейшая судьба несчастного ребенка прямо связана с судьбой девицы известного поведения по кличке Шарлотта. В тот туманный, промозглый вечер она безуспешно поджидала клиентов на набережной, но вместо клиентов наткнулась на живого младенца, лежащего в помойке. Подобрав его, она, не колеблясь, принесла его в единственный известный ей приют – дом терпимости, в котором она жила, и который в ту пору располагался на Большой Мастерской улице.

Чудесное появление выброшенного в помойку младенчика произвело необыкновенное оживление следи девиц, которые и сами собой представляли не что иное, как отбросы городского общества. Посовещавшись между собой, и, что удивительно, заручившись вялым согласием мадам, они порешили не сдавать дитя в воспитательный дом, где оно непременно помрет, а оставить покуда у себя в качестве живой игрушки. Названной матерью младенчика сделалась Шарлотта, которая отнеслась к своим новым обязанностям со всей возможной для существа подобного рода серьезностью.

К сожалению, Шарлотта имела слабую грудь, и спустя без малого три года скончалась от чахотки – судьба вполне обычная для уличных девиц, но печальная для нашего младенца, который к тому времени как раз начал разговаривать и как-то осознавать мир.

Из дома терпимости его не выгнали и после смерти Шарлотты. Кормили до отвала, и одевали когда мальчиком, а когда и девочкой. Думаю, что всех фантазий присутствующих не хватит, чтобы вообразить, среди каких извращений человеческой природы рос наш младенец и чему он был сначала свидетелем, а потом, скорее всего, и участником. Большого, неуклюжего и достаточно сильного для своих лет мальчишку кликали Мишкой-Топтушкой, Мишенькой, Мишастиком. Некрещенный, он полагал, что это и есть его имя. Про свое происхождение он доподлинно знал лишь то, что однажды, туманным вечером его отыскали в помойке и спасли от верной гибели добрые руки ветреной и несчастной Шарлотты. Этот рассказ про туман и стал впоследствии истоком его также выдуманной фамилии.

Мишке исполнилось где-то около семи лет, когда какое-то неизвестное для нас происшествие привело к тому, что он сбежал из своего первого и единственного на тот момент дома. Может быть, слишком жестокое обращение кого-то из клиентов, может быть, смутное ощущение неправильности происходящего с ним, может быть, какой-то разговор и воздействие кого-то из девиц… Но одно остается достоверным: семилетний Мишка навсегда покинул воспитавший его дом терпимости и ушел жить на улицу.

Далее мы опять же имеем слишком отрывочные сведения, чтобы доподлинно восстановить оставшееся ему детство. Он, несомненно, воровал, попрошайничал, работал трубочистом и разносил газеты, играл в азартные игры и в самые тяжелые моменты не брезговал теми навыками, которым его обучили в раннем детстве… Потом он как-то научился читать и прочел достаточное количество романов, чтобы воспылать нормальной юношеской страстью к путешествиям. В четырнадцать лет он, по-видимому, спрятался в трюме отплывающего из Петербургского порта судна и покинул Россию.

– Господи, какая кошмарная судьба! – Аннет передернула плечами и закуталась в шаль. Потревоженная ею кошка недовольно выпустила когти. – Эта ваша госпожа N… Вы как будто бы пытаетесь ее оправдать… Обречь своего ребенка на такое… Ей нет оправдания!

– Ты никогда не была в ее положении, Аннет, – задумчиво произнесла Наталья Андреевна. – Хорошо судить других в тепле и покое, когда твой мир не рушится по досточкам…

– У нее ничего не рушилось, мама. Самое страшное из того, что ей угрожало, это осуждение общества, к которому она и так-то не принадлежала…

– Ну да. И будущее первенца. Этого, ты полагаешь, мало? Она была молода и просто испугалась, как всякая на ее месте…

– Соня же не испугалась, когда потом сошлась с ее сыном! – выпалила Аннет.

После этой реплики в комнате повисло молчание. Только кхекал в своем углу старик, да ходики на стене отсчитывали минуты.

– Ну раз вы все хотите услышать о госпоже N, вернемся к ней, – Густав Карлович потер сухие ладони. – Все эти годы, пока Мишка рос в публичном доме, она не теряла времени зря. Освоившись со своим богатством и положением, она начала достаточно активно показываться в свете, и заводить знакомства, которые, по ее мнению, могли бы оказаться полезными подрастающему Николаю. Юноша по-прежнему обнаруживал блестящие способности практически по всем предметам и дисциплинам, а к тому был безукоризненно воспитан и почтителен со старшими. Сама госпожа N не то, чтобы набралась знаний и образования, но научилась быть занятной собеседницей, и едва ли не светской львицей, используя для этой цели свой природный ум, зрелую физическую красоту, здравый смысл и отменную наблюдательность. Гувернеры и кучера были решительно изгнаны из ее покоев, круга общения и сердца. Спустя пару лет после огорчительного инцидента с Ефимом к госпоже N посватался престарелый барон, из старых немецких фамилий, призванных на Русь еще Петром 1. Барон был дважды вдов, достаточно эксцентричен для немца (например, он много лет коллекционировал насекомых и держал обширные коллекции в комнате, смежной с супружеской спальней), не имел детей и считался вполне обеспеченным господином (Хотя и не таким богатым, как первый муж госпожи N).

Госпожа N немедля ответила согласием на лестное предложение. Сыграли свадьбу. Не смея ни на что надеяться из-за предыстории позднего брака, барон, тем не менее, мечтал о наследнике. Госпожа N воплотила его мечту меньше чем через два года после венчания. Слухи ходили разные, но все прихлебатели барона и новообретенные подружки баронессы в один голос утверждали, что маленький баронет – точная копия отца. Счастливый отец примирился даже со странным именем, которое молодая супруга выбрала для будущего немецкого барончика. Младенца назвали Евфимий…

– Но зачем? В чем смысл, как вы полагаете? – заинтересованно спросила Мария Симеоновна. – Она что ж, никак не могла забыть извозчика?

– Разумеется, нет. Я думаю, здесь все было проще и жестче. Всем известно, что мы, немцы, сентиментальны. Но эта сентиментальность у нас не затрагивает глубоких слоев личности, как это случается у русских. Она как бы лежит на поверхности. Все свои надежды госпожа N связывала только и исключительно со старшим сыном. Для воплощения этих надежд он с самых ранних лет подвергался жесточайшей муштре во всех возможных проявлениях, а после поступления в Пажеский корпус и вовсе почти не появлялся дома. Но все женщины и большинство мужчин имеют потребность с кем-то играть и кого-то баловать. Младший сын баронессы подвернулся ей крайне вовремя – он превратился в милую и желанную игрушку. Отсюда такое странное решение – она просто назвала следующую игрушку именем предыдущей.