Екатерина Мурашова - Звезда перед рассветом

– Ты полагаешь, что это смешно?

– Я полагаю, что это странно. Общественная активность пристала мужчине, как переустраивающему, изменяющему мир началу. Женщины же самой природой созданы для другого.

– Для чего же? – живо переспросила Юлия, оборачиваясь к Александру и глядя ему прямо в глаза.

– Для… для стабилизации, сохранения, преумножения…

– Александр!

– Для любви! – решился наконец Кантакузин.

– Вот с этого места мне хотелось бы подробностей, – напряженно улыбнулась Юлия.

– Пожалуйста, – он с самого начала знал, чего она ждет, но направленное внутрь себя вопрошание почему-то не давало ему ответа – как далеко он готов зайти здесь и сейчас?

Почти пугающее недоумение: отчего так? – ведь много лет он покорно ждал малейшего отклика с ее стороны. Разве с тех пор она стала для него менее привлекательной? Ничуть, его по-прежнему тянуло к ней! Видеть ее каждый день, говорить с ней, держать ее руку, касаться губами шеи, вдыхая нежный, чуть горьковатый аромат ее духов… Так что же, черт побери, с ним происходит?

– Юленька, ты же знаешь, что я всегда…

Редкий случай, когда внезапное появление Любовь Николаевны показалось ему уместным.

Вместе с ней в комнату хлынула волна самых разнообразных запахов: только что оттаявшая земля, густая смесь пряных конюшенных ароматов, южный ветер, расцветающие в парковой тени крошечные фиалки, влажная собачья шерсть (сопровождающий ее пес встряхивается, роняя на паркет холодные капли).

– Юлия, я бы вас просила: поговорите с вашей кормилицей, чтоб она поняла. Лукерье кол на голове теши – она готова кормить любого, хоть покойника на отпевании. Вчера уговорила вашу кормилицу накормить Германа пюре из распаренных яблок с медом. Ну ладно – пол ложечки. Так ведь та полную чашку ему скормила. А у него желудок нежный – нынче весь сыпью покрылся и в дерьме по уши. Отмывать не успевают… В общем – решите с ней, я вашей служанкой распоряжаться не возьмусь, а Лукерья, повторяю, безнадежна… Александр, у тебя из прошлого нет ли знакомств в художественном мире? Галереи какие-нибудь, где картины выставляют, или журналы? Только мне не современное надо, из зеленых квадратиков с глазами, а такое… ну, понимаешь, старое, как раньше… И, кстати, простите за вторжение: вы, может, о чем важном беседовали?

– О положении на фронтах, – ровно сказал Александр, стараясь не встречаться с Юлией взглядом.

– Что мы знаем? В газетах все врут, письма цензурируются. Как догадать по правде? – Люша пожала плечами.

– Ну отчего же, бывают корреспонденции с фронта, которым веришь. Вот, чтоб далеко не ходить, ты читала ли Максов журнал?

– Нет, не читала. Думала, что там все как всегда – дуновения, воздыхания и скрежетания. А что, стоит прочесть?

– Возможно. К нашей теме: у него появился загадочный фронтовой корреспондент, пожалуй что из вольноопределяющихся, который присылает ему очень интересные материалы. Например, последний был про игры на войне.

– Игры?!

– Да, игры, в которые играют наши солдаты в окопах или на отдыхе. Очень интересно и жанрово, например, оказывается, можно использовать вшей…

– Александр, ради Бога! – воскликнула Юлия.

– Прости, Юленька… В заключение очерка он подводит почти философскую базу – война как игра. Описывает случай: немцы захватили французский городок, потом вывешивали перед корпусом, сформированным из данного городка, плакат: «корпус рогоносцев». А эти французы, вопреки всем конвенциям, добивали всех пленных-немцев. (действительный факт из истории Первой мировой войны – прим. авт.) Мальчишеская игра?

– Кошмар изрядный, – согласилась Люша. – Но что же таинственного в Максовом корреспонденте?

– Он, по всей видимости, солдат, а солдатам, как ты наверное знаешь, запрещено не только ездить в вагоне трамваев, но и писать в газеты. Поэтому он присылает свои корреспонденции через третьи руки и печатается под псевдонимом – Знахарь.

– Как странно… – сказала Люша, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. – Наверное ты, Александр, дело говоришь, и мне действительно следует прочесть очерки этого Знахаря…

– Кстати, то, что ты спрашивала. О живописи и галереях. Макс наверняка в курсе, и сам его журнал имеет статус литературно-художественного – какая-никакая, да площадка.

– Да-да, ты прав, ты прав, – пробормотала Люша. – Я обязательно напишу ему. И прочту. Да.

Она ушла, ступая бесшумно. Пес вскинул голову, взглянул на остающихся людей, явно намекая на подачку. Александр отрицательно покачал головой, и пес убрел вслед за хозяйкой, уныло опустив длинную морду и громко цокая когтями по паркету.

– Знаешь, Александр, – тихо, но внятно сказала Юлия. – Я нынче смотрю на вещи шире, чем прежде, и признаю за твоей женой много достоинств. Но, Господи свидетель, как же я ее, несмотря на это, ненавижу!

«Милая Любочка!

Мы очень рады были бы видеть тебя и твоих чудесных дочек на именинах нашей драгоценной Аморе, которые мы планируем отпраздновать 28 сентября сего года. Мне кажется, что в нынешнее печальное время всем, особенно детям так нужны праздники! А у нас, как встарь, будет детский праздник с конкурсами и фейерверками. Энни, несмотря на все ее нынешние, и, признаюсь, не очень понятные мне увлечения, согласилась мне помочь. Ах! Бедный Лео так любил, когда дети веселились и резвились вокруг него! Увы, нынче только его душа сможет посетить нас. Но ты приезжай обязательно, мы все очень соскучились по тебе, да ведь и у тебя именины тоже… все наши домочадцы будут иметь чудесную возможность поздравить тебя и подарить наши скромные подарки. Ждем с нетерпением.

– Грунька! – Люша, подобравшись тихонько, сильно стукнула Груню по плечу. Та вскинулась, резко отмахнулась локтем. Люша, опахнутая воздухом от Груниного движения, отскочила, смеясь.

– Вот и дура выходишь! – проворчала Груня, оборачиваясь и откладывая в сторону Агафоновы штаны, к которым пришивала заплатку. – А коли б я тебя зашибла?

– Не-а, я же ловкая, а ты – неуклюжая, как медведица…

– Вот и дура два раза. Медведи, если им надо, – они знаешь какие поворотливые! Вспомни, как мы девчонками были, зверинец в Калугу приезжал, еще твой отец нас возил – так чего они там вытворяли… Я досель помню!

– Да, – кивнула Люша. – Про медведей, ты, пожалуй, права. Хочешь еще дрессированных медведей и других зверей поглядеть и Агафону показать?

– Чего это? – Груня собрала в три толстые складки узкий лоб, взглянула с подозрением.

– А того. Собирайся сама и Агафона собирай – в Москву поедем, к Гвиечелли на детский праздник. Мария Габриэловна зовет.