Эллен Джоунс - Роковая корона

Франтик заскулил. Генрих потянулся к нему, потрепал гладкую серую головку и, выпрямившись, опять поднял руку.

Судорожно сглотнув, Мод смахнула слезы рукой и, крепко зажмурившись, распрямила плечи, напряженно ожидая следующего удара.

— Какая глупая эта Мод, — язвительно сказал Вильгельм Роберту. — Воображает, что не хочет быть королевой.

Генрих быстро взглянул на Вильгельма, а затем на Мод. Рука его опустилась, и он в задумчивости стал похлопывать себя плетью по бедру. Присев на корточки перед дочерью, Генрих приподнял ее подбородок своими сильными пальцами.

— Твой брат Вильгельм ошибается, не так ли? Ведь ты, несомненно, хочешь быть королевой, императрицей?

— Да, — прошептала Мод, вызывающе глядя на брата и готовая согласиться со всем, что может досадить презренному Вильгельму.

Отбросив в сторону плеть, Генрих медленно снял с головы корону и торжественно протянул Мод. Ее пальцы почувствовали холод и тяжесть золота, усеянного сапфирами и рубинами.

— Чтобы обладать этой короной, мужчины сражались и умирали, — глядя на дочь немигающим взглядом, сказал Генрих. — Твой дед, великий Вильгельм, завоевал ее в кровопролитной битве. Посмотри на нее внимательно, — он помолчал, пока Мод глядела на корону. — Она олицетворяет силу, богатство, достоинство. Все, что имеет значение на этом свете. Когда ты станешь императрицей, у тебя будет такая же корона.

Под взглядами всех находящихся в комнате, Мод все выше и выше поднимала корону, поворачивая сверкающий золотой обруч. В самом деле, такая маленькая вещь, а так много значит.

— Отказ от этой возможности равносилен смертельному оскорблению, дочь. — Генрих наклонился к ней и заговорщицки понизил голос: — В конце концов, тебя обещали императору, договор был заключен. Подумай о бесчестии. Можешь ли ты навлечь гнев императора на нас лишь потому, что боишься покинуть дом?

— Что он сделает? — прошептала Мод. Этим утром от отца особенно сильно тянуло привычным запахом лошадей, пота и сырой кожи.

— Возможно, нападет на Англию. Его армия значительно лучше моей. Можешь ли ты подвергнуть нас подобному риску, оскорбив такого могущественного правителя?

Борясь со слезами, Мод понимала, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Одно только наказание кнутом не принесло бы результатов, но сейчас она почувствовала, что благосостояние государства держится на ее плечах. Что ей оставалось? Выбора не было.

— Я не навлеку позора на наш дом, — сказала она, почувствовав себя такой одинокой, как никогда в жизни.

— Вот это речь настоящей нормандской принцессы! Я знал, что ты не подведешь меня.

Удовлетворенно улыбаясь, Генрих встал и протянул руку к короне. Мод с неохотой вернула ее: приятная тяжесть золотого обруча уже начала успокаивать девочку. Генрих надел корону и подал принцессе руку, чтобы помочь ей встать.

К полудню, когда церковные колокола зазвонили к сексте [1] Секста — раздел утреннего богослужения католической церкви. , Мод стояла во дворе в окружении своей семьи и придворных. После тихого апрельского утра повеяло прохладой; казалось, что мрачное небо, покрытое темными тучами, грозящими разразиться дождем, выражало безнадежность и отчаяние, охватившие ее. Мод заметила троих незнакомых ей детей знатного происхождения; двое из них были близнецами; они недавно прибыли из Бретани и Мулэна ко двору, чтобы быть представленными английскому королю. И еще один мальчик, Стефан, двоюродный брат Мод, сын сестры ее отца, тоже должен был сегодня пересечь пролив. Вид жалких, несчастных лиц трех юных чужестранцев, сгрудившихся вместе, наполнил душу Мод сочувствием. Ее сердце устремилось к ним, но ей самой предстояло такое же тяжкое испытание в Германии, и она ничем не могла их утешить.

— Эта земля — твое наследство, дочь, и стоит она дорого, — сказал ей отец, оценивающе глядя на огромную процессию собравшихся перед ним повозок, людей и животных.

Взгляд Мод последовал за ним. Множество вьючных лошадей и повозок, груженных рулонами шелка и шерсти, шкурами лисиц и горностаев, драгоценностями и шкатулками из слоновой кости, стояли, сбившись в кучу; нормандские и немецкие рыцари, с нетерпением ожидавшие, когда погрузят их поклажу, разгуливали по двору. В паланкинах уже сидели сопровождающие принцессу фрейлины и ее нянька Олдит, а также священник, слуги и императорский посол граф фон Геннштин со своей свитой. Два тяжеловооруженных всадника сопровождали повозку с деревянным сундуком, в котором находилось приданое Мод — несколько тысяч серебряных монет.

Внезапно Генрих сердито огляделся вокруг.

— Господи Иисусе, где же королева? Отправляйся в часовню и сейчас же приведи ее, — приказал он слуге.

Несколько позже появилась запыхавшаяся королева. Ее лицо было белым, как алебастр. Королеву сопровождали духовник и несколько священников. Изможденная, почти зачахшая от долгих часов поста, королева была одета в скромное белое шерстяное платье. Ее шею украшало простое деревянное распятие, толстые льняные косы были уложены на голове в виде венца. Как и обычно во время поста, королева ходила в часовню босая, и Мод знала, что на ее тело под платьем была надета власяница.

— Каюсь, — сказала королева, встревоженно взглянув на мужа и становясь на колени перед дочерью, чтобы обнять ее. — Прости меня. Я целовала ноги блаженным нищим и не подумала, что ты уже готова к отъезду.

Вспомнив покрытые кровоточащими язвами ноги нищих, часто приходивших к воротам замка, Мод поспешно отвернулась, чтобы спрятать губы, и поцелуй матери запечатлелся где-то за ухом девочки.

— Да сохранит тебя в пути благословенная Богоматерь! — Королева втиснула грубые деревянные четки во влажную ладонь дочери.

— В добрый путь, сестра, — сказал Роберт, державший в руках щенка Мод. — Мне будет недоставать тебя. — Он наклонился вперед и поцеловал ее в горячую щеку. — Я буду хорошо заботиться о Франтике.

Мод увидела, что глаза Роберта непривычно заблестели. «Да, он — единственный, кому действительно небезразлично, что я уезжаю», — подумала девочка и с тоской взглянула на маленькую собачку: ей так хотелось бы взять ее с собой.

Вильгельм показал сестре язык и убежал, не оглядываясь.

— Граф уже готов, — сообщил Генрих, подсаживая Мод в великолепный позолоченный паланкин, запряженный двумя чалыми жеребцами. Он пристально посмотрел на дочь, а затем полез в кожаный кошелек, висящий на поясе. — Это принадлежало моей матери. — Генрих показал ей простое серебряное колечко, подвешенное на изящной цепочке, и надел его девочке на шею. Неуклюже потрепав ее по щеке, он добавил охрипшим голосом: — Старайся быть достойной своего нормандского наследства, — и резко отвернулся. Оглядываясь, Мод тоскливо смотрела, как длинная процессия протянулась через весь внутренний двор Виндзорского замка и двинулась через открытые ворота вниз на дорогу. Подавленной и оцепеневшей от горя девочке казалось, будто она отправляется в далекую ссылку, из которой никогда не вернется. Боль разлуки была невыносимой. Мод сжала руку Олдит. Лошади повернули, и замок исчез из виду. Далеко внизу на дороге Мод смогла лишь различить пятерых всадников и вьючную лошадь с тюками, приближавшихся к паланкинам.