Лиза Си - Влюбленная Пион

Она не ответила, да это было и ни к чему. Ее отец знал обычаи, он был богат и могущественен. Должно быть, он нанял монахов, чтобы они молились за нее, и дал им длинные связки серебра, которые они затем предложи­ли надсмотрщикам у Кровавого озера. Когда Цзе выпус­тили оттуда, она могла стать предком, но, очевидно, она избрала другую дорогу.

Повернувшись, меч Жэня отрезал кусок моего пла­тья. И застонала.

Во мне поднялся гнев.

— Ты вставала на моем пути, когда я была жива, сказала я. - Ты продолжала вредить мне даже после моей смерти. Зачем ты это делаешь? Зачем?

— Я вредила тебе? — Голос Цзе скрипел, словно ржа­вые дверные петли.

— Прости, что пугала тебя, — созналась я. — Мне жаль, что я была причиной твоей смерти. Я сама не по­нимала, что делала, но я не думаю, что вся вина лежит на мне. Ты вышла замуж за Жэня. Чего ты еще хотела?

— Он принадлежал мне! Я увидела его в тот вечер, когда показывали оперу, и сказала тебе, что выбрала его. Когда она, — Цзе указала на И, — умрет, он опять будет моим.

После этих слов многие события, происходившие последние несколько месяцев, обрели для меня смысл. Когда И нашла мои стихи, Цзе сделала так, что книга, в которой лежали страницы, вырванные ей из коммента­рия, упала с полки. Благодаря этому Жэнь стал чаще вспоминать о ней. Ей удалось лишить меня надежды на его внимание. Наверное, она заставляла И комменти­ровать ее заметки на полях оперы. Очевидно, мороз, нагрянувший в тот день, когда сгорело издание из Шаоси, — тоже дело рук Цзе, но я не понимала этого, пото­му что не сводила глаз с танцующих в снегу Жэня и И. Постоянный холод в спальне И... Ее болезнь... И даже то, что происходило во время родов. Неужели Цзе нахо­дилась в теле И, стараясь задушить мальчика пупови­ной, затягивая ее все сильнее и сильнее, в то время как я пыталась ослабить давление?

Я отвернулась от Цзе, пытаясь понять, где она пря­талась все это время. В вазе, под кроватью, в легких И, в ее лоне? В кармане доктора, в туфлях Ивы, отваре из испорченной долгоносиком кукурузы или пепле, кото­рый должен был избавить И от лихорадки? Цзе могла находиться где угодно, а я не знала об этом, потому что и не думала ее искать.

Воспользовавшись моей растерянностью, Цзе кам­нем бросилась вниз и уселась на груди И.

— Помнишь, как ты делала это со мной? — визгливо заскрипела она.

— Нет! — закричала я и полетела вниз. Я схватила Цзе и взмыла вместе с ней в воздух.

Ива уронила метлу и закрыла уши. Жэнь резко по­вернулся и задел ногу Цзе острием меча. Кровь призра­ка разлилась по комнате.

— Жэнь любил тебя, — упрекнула меня Цзе. — Вы ни­когда не встречались, и тем не менее он любил тебя...

Может, рассказать ей правду? Какое это теперь име­ет значение?

— Он всегда думал только о тебе, — безжалостно про­должала она. — Он мечтал о том, чему не суждено было сбыться. И потому я захотела стать такой же, как ты. Я помнила, как мне рассказывали о твоем любовном томлении, о том, как ты отказывалась от еды...

— Мне не следовало этого делать! Это была ужасная ошибка!

Но вдруг, пока я говорила это, меня посетило другое воспоминание. Я всегда пренебрежительно называла доктора Чжао глупцом, однако он оказался прав. Цзе ревновала. Ему следовало заставить ее съесть суп, изле­чивающий от ревности. Потом мне на память пришла строка из оперы: «Только злые женщины ревнивы, и толь­ко ревнивые женщины по-настоящему злы».

— Я помню, — продолжала Цзе, — я все помню. Твой пример научил меня тому, каковы последствия отказа от еды. Я умерла, чтобы быть похожей на тебя.

— Но зачем?

— Потому что он принадлежит мне! — Она вырвалась от меня, вцепилась своими черными ногтями в балку и повисла на ней, словно некое отвратительное чудовище. Впрочем, она и была отвратительным чудовищем. — Я его первая увидела!

Жэнь встал на колени рядом с кроватью И. Он взял ее за руку и заплакал. Вскоре она полетит по небу. Нако­нец я поняла, какое чувство толкнуло мою мать на то, чтобы принести жертву ради отца. Я бы сделала все, что угодно, чтобы спасти любимую дочь.

— Не стоит наказывать третью жену, она здесь ни при чем, — сказала я. — Во всем виновата я.

Я стала приближаться к Цзе, надеясь, что она забу­дет об И и накинется на меня. Она отпустила балку, за которую цеплялась, и обдала меня облаком зловонного дыхания.

— А какое наказание будет для тебя самым жесто­ким? — Звуки ее голоса напомнили мне о том, какой она была в детстве — избалованной маленькой девочкой. Нет, вдруг поняла я, хотя, к сожалению, было уже слишком поздно, — просто она была так не уверена в себе, что не могла позволить говорить кому-либо из страха, что из-за этого на нее совсем не будут обращать внимания.

— Мне жаль, что я не заставляла тебя есть, — попро­бовала я еще раз — беспомощно и безнадежно.

— Ты не слушаешь, что я тебе говорю. Ты меня не убивала, — злорадно сказала она. — Ты не причинила мне вреда. Ты не душила меня. Я перестала есть, потому что хотела сама распоряжаться своей жизнью. Я рассчи­тывала, что этот комочек, который ты вложила в мое тело, умрет от голода.

Я содрогнулась, услышав эти страшные слова.

— Ты убила своего ребенка? — На ее лице появилась довольная ухмылка. — Но он ничего тебе не сделал!

— За этот поступок мне пришлось отправиться на Кровавое озеро, — сокрушенно вздохнула она, — но оно того стоило. Я ненавидела тебя и сказала об этом, что­бы ранить тебя как можно сильнее. Ты мне поверила и посмотри, во что ты превратилась! Ты такая слабая! Ты стала человеком!

— Значит, это не я тебя убила?

Она хотела опять посмеяться над моей растеряннос­тью, но вместо этого грустно произнесла:

— Ты меня не убивала. Ты просто не знала, как это сделать.

Годы, наполненные горем, угрызениями совести и раскаянием, скатились по мне, упали вниз и раствори­лись в окутывающем нас холодном воздухе.

— Я никогда тебя не боялась, — продолжала она, очевидно, не замечая, что избавила меня от тяжелого гру­за и не зная, какое облегчение я испытала. - Меня пугала память о тебе. Твой призрак всегда оставался в сер­дце моего мужа.

Впервые я почувствовала к Цзе жалость. У нее было все и ничего. Ее пустота не позволяла ей чувствовать добро, исходящее от других людей - от ее мужа, отца, матери, от меня.

— Но твой образ также оставался в его сердце. — Я сделала еще один шаг вперед. Она так сильно меня ненавидела и наконец настигла.

— Он не может забыть ни одну из нас, потому что любил обеих. Его любовь к И — продолжение этого чув­ства. Посмотри — он не сводит с нее глаз. Он представ­ляет, как я умирала от любви, лежа в одиночестве в сво­ей комнате, и вспоминает тебя.

Но Цзе мои доводы не интересовали. Ее совершенно не волновало, что она могла бы увидеть своими собствен­ными глазами, если бы дала себе труд посмотреть. Мы обе были обречены, потому что родились девочками. Мы обе боролись на краю пропасти за право иметь бо­лее высокую цену, а не прослыть дешевкой, словно мы были не люди, а вещи. Мы обе были достойны жалос­ти. Я не убивала Цзе - какое облегчение! - и не верила, что она на самом деле хочет убить И.