Жаклин Монсиньи - Флорис. «Красавица из Луизианы»

«Надо, пожалуй, остерегаться этой маленькой бестии! Если наш «жеребец» действительно влюбится в нее, он станет игрушкой в ее руках. Королевская любовница должна быть моей креатурой. Почему эта маленькая нахалка меня даже не поблагодарила? Она должна была пасть передо мной на колени… или упасть в мои объятия… А почему бы нет? Было бы только справедливо — должен же я попробовать «овес», который жрет наш «жеребец»!» — прикидывал в уме герцог.

— Ведь это личный полк его величества? — поинтересовалась Батистина, с увлечением рассматривая войска и даже не подозревая о том, какие мысли бродят в голове герцога.

— Да, на королевском полигоне полк под предлогом обучения военным действиям его высочества дофина развлекает весь двор, — сказал герцог, задергивая с помощью тонкого шнура занавески на окнах.

— Но я хотела бы посмотреть, ваша светлость, — запротестовала обозленная Батистина.

— У меня есть точные указания на сей счет, мадемуазель. Вас никто не должен видеть. Мы должны были ехать всю дорогу с плотно завешенными шторами и не разговаривать. Но вы такая болтушка… — резко ответил герцог, явно чем-то раздраженный.

Батистина безо всякой приязни взглянула на своего спутника и нашла, что он уродлив, несправедлив, лжив и злобен. Она обиженно надула губки и откинулась на подушки.

Колеса застучали по булыжной мостовой, и карета остановилась. Дверца тотчас же отворилась. Эрнодан де Гастаньяк быстро откинул ступеньку и подал руку Батистине. Она одарила его ослепительной улыбкой, откровенно радуясь тому, что видит это дружеское милое лицо вместо надутой физиономии герцога.

— Я всю дорогу думал о вас… Когда я смогу вас вновь увидеть? — прошептал юный корнет, воспользовавшись тем, что в эту минуту герцог вылезал через другую дверцу из кареты и оставил свою подопечную без присмотра.

— Постарайтесь остаться один, тогда вы сможете сопровождать меня обратно… — прошептала Батистина, улыбаясь.

Эрнодан пожал ее ручку, давая знать, что все понял.

Батистина с любопытством огляделась. Они находились во внутреннем дворе какого-то здания, почти пустынном. По двору сновали лакеи в синих ливреях с золотыми галунами. Они делали вид, что не видят ни карсты, ни тех, кто вышел из нее. Батистина нахмурила брови. Она не была готова к столь тайному визиту. Не так представляла она себе первое посещение королевского дворца и представление ко двору. А сейчас все очень смахивало на то, что она здесь не гостья, а пленница. Девушка подняла голову и посмотрела вверх. Трубы дворца возносились в небеса и, казалось, играли с облаками в прятки. У Батистины закружилась голова.

От долгого сидения у Батистины затекли ноги. Золотые настенные часы пробили половину второго.

Девушка ожидала приема одна в красивом будуаре, стены которого были обтянуты чудесной светло-желтой атласной тканью с вышитыми голубыми цветочками. Ей казалось, что прошла уже целая вечность с тех пор, как герцог Ришелье запер ее здесь безо всяких церемоний на два поворота ключа.

В камине из красного крапчатого итальянского мрамора ярко пылал огонь.

Батистина сняла накидку и поднялась с камчатого диванчика. Новый жакет, называемый «карако», впервые надетый сегодня утром и доставивший ей столько радости, начал безбожно жать. Батистина скептически оглядела свое отражение в зеркале и нашла, что выглядит ужасно: вся красная, растрепанная. Она скорчила гримасу и пожала плечами. Потом, чтобы хоть чем-то развлечь себя, стала рассматривать развешенные по стенам пейзажи и картины, изображавшие сценки из сельской жизни, где пастухи и пастушки резвились в окружении овечек.

Батистина зевнула во весь рот. Она наморщила свой хорошенький носик, принюхалась и приблизилась, словно кошечка-лакомка, к круглому столику из секвойи, где пленницу ожидал роскошный и обильный завтрак, обед, ужин — назовите, как хотите. Батистине очень хотелось есть. Желудок у нее болезненно сжимался, но она сделала героическое усилие и отвернулась, не желая прикасаться к чеку бы то ни было в столь негостеприимном месте. Она была слишком обескуражена и обижена тем, с какой таинственностью и непонятными предосторожностями ее здесь принимали.

— Этот дворец столь же пустынен, как дворцы в сказках господина Перро, но в тысячу раз менее приятен, — пробормотала девушка, взбираясь на стул у камина, чтобы попытаться рассмотреть что-нибудь кроме черепичной крыши дома напротив.

— Входите, граф.

Батистина вздрогнула и поспешно спустилась со своего насеста. Словно в ответ на ее молчаливую мольбу, где-то в соседней комнате отворилась дверь, и раздались живые человеческие голоса.

Дверь со стуком затворилась.

— Входите и поскорее садитесь, карты разложены у меня на бюро, — продолжал все тот же хрипловатый голос, который девушка различила бы среди тысячи других.

Батистина на секунду застыла, не зная, как поступить. Следует ли ей напомнить о своем присутствии, поскольку о ней, по всей видимости, забыли? Или послушать, о чем там будут говорить? Она склонилась ко второму.

Батистина пересекла гостиную из угла в угол, осторожно ступая на цыпочках и приподнимая юбку, чтобы не шуршала. Ей показалось, что голоса доносились откуда-то из-за небольшого книжного шкафа, встроенного в стене. Прелестная любопытная сорока с тысячью предосторожностей раздвинула толстые тома в красивых кожаных переплетах с золотым тиснением. За книжным шкафом она обнаружила искусно замаскированную маленькую дверцу. Батистина удовлетворенно улыбнулась.

Между дверцей и стеной виднелась тоненькая щель. Батистина уже собралась было к ней приникнуть, но на паркет выпала записка, засунутая между двух томов. Батистина быстро наклонилась и подхватила листочек. Печать на нем была сломана. Девушка узнала почерк Жанны-Антуанетты. Записочка была адресована «бесстрашному спасителю».

Не думая о том, насколько ее поступок выходил за рамки приличия, Батистина развернула письмецо и прочла:

«Любовь превратила Вас в самого бесстрашного, самого отважного человека в мире. Я не знаю никого, кто мог бы сравниться с Вами. И я, простая смертная, готова удовлетворить любые Ваши желания. Золотистые глаза».

Батистина застыла с разинутым от удивления ртом. Итак, ее любимая подруга, эта отъявленная лгунья Жанна-Антуанетта осмелилась отправить тайком письмо такого содержания мужчине! И какому мужчине! Повелителю королевства!

«Но ведь Жанна-Антуанетта замужем… Она не имеет права», — размышляла до крайности шокированная Батистина. Она пришла в ярость, хотя и не могла объяснить почему.

— Ну вот, готово, — произнес за стеной все тот же хрипловатый голос, нарушая тишину, сравнимую разве только с тишиной в церкви.