Сычев К. В. - Василий Храбрый

Эти слова напугали князя Юрия, и он не осмелился перечить ханской воле. Вместо этого он напросился на прием к ордынскому хану и полз на коленях от самого порога до трона Тохтэ, проливая в страхе за свою жизнь лицемерные слезы и славословя великого хана.

– О, мудрейший из мудрых! О, солнце из солнц! – причитал князь Юрий на хорошем татарском языке, приближаясь к трону и целуя золотые ступени. – О, прости меня, великий и славный государь! Я не хотел тебя так разгневать!

Татарский хан восседал в окружении своих вельмож, которые располагались, сидя на корточках на ковре, справа от трона. Слева стоял советник хана Субуди, уже привыкший к высокой отцовской должности и вошедший в полное доверие Тохтэ. Среди татарской знати сидел, склонив голову и ожидая ханского суда, великий рязанский князь Ярослав.

– Ты почему, о, зловонный шакал, – громко вопросил хан, обращаясь к Юрию Московскому, – учинил такое злодейство, противное моей воле?! Почему ты послал на мои войска, пусть самые слабые и негодные к суровым битвам, свое самое лучшее войско? И какое право ты имел убивать коназа Костэ из Арпанэ-резаны?!

– Прости меня, мудрый государь! – вскричал московский князь, поднимая голову. – На меня, глумного барана, нашло затмение! Моя башка совсем лишилась разума и ничего мудрого не подсказывает! Поэтому я приехал сюда, чтобы поучиться твоей мудрости и взять у тебя совет, как правильно жить! Скажи мне, славный государь, как мне быть…Я всегда буду поступать по твоему совету! Пощади мою никчемную жизнь и не отнимай у меня моей жалкой Москвы! Молю тебя со слезами, мой щедрый повелитель!

– Если ты признаешь себя очень глупым человеком, – улыбнулся, выслушав грубую лесть, хан Тохтэ, – то это, конечно, хорошо! Если же ты полностью осознаешь свою вину и поклянешься больше так не поступать…

– Клянусь, наимудрейший государь! – вскричал князь Юрий, царапая до крови лицо и вырывая из головы в знак своего раскаяния волосы. – Я больше не посмею сделать ни одного шага без твоей воли! Прости же меня, прости, величайший мудрец, подлинное небесное светило!

– Что вы на это скажете? – обратился хан Тохтэ к своим вельможам, глянув на Субуди.

– Это уже как ты сам рассудишь, наш великий государь, – сказал, покачав головой Субуди. – Однако было бы неплохо отсечь башку этому коназу Юрке! Чтобы прочим урусам было неповадно!

– Это так, Субуди, – тихо сказал Тохтэ, – но надо послушать наших эмиров…

– Пощади же, славный государь! – взвыл князь Юрий, услышав слова Субуди. – Это не я виноват, а моя мерзкая башка! – И он, стоя на четвереньках, стал биться с силой головой об пол.

– Ну, уж ладно, – рассмеялся хан Тохтэ. – Пока не разбивай свою глупую башку! Вот ведь какой глумной этот Юрке! Как тот коназ Святэславэ из Корачи! Вы нас только потешаете!

Ханские вельможи дружно рассмеялись.

– Откуда, государь, взять этому урусу мудрую башку? – сказал вдруг, приподнимаясь над ковром, сидевший на корточках имам Ахмат. – У него же нет веры в Аллаха! Вот Господь и не дает ему ума на правильные поступки! Поэтому дела этого барана полностью объяснимы…Пусть себе живет и вовремя платит в твою казну полновесное серебро! Грешно казнить дурачка за его ишачьи поступки!

Князь Юрий вздохнул с облегчением. – Не зря мои люди передали этому почтенному Ахмату меха и серебро, – подумал он.

– Значит, пощадим этого уруса? – оглядел своих людей Тохтэ. – Что ты об этом думаешь, коназ Ярэславэ?

– Не следовало бы, государь, оставлять в живых этого лживого и бессердечного человека, – сказал, крестясь, князь Ярослав. – Однако все в руках Господа и тебя, Государь: пусть будет так, как ты решишь! Но не верь ни одному слову этого мерзкого разбойника: его слезы – это лесть и обман, но не настоящее раскаяние!

– Это, конечно, так, Ярэславэ, – нахмурился ордынский хан. – Этот Юрке, в самом деле, мерзок и подл! Но кого мне тогда держать коназами в вашей Залесской Орде, если принимать во внимание твои слова? Разве что только одного коназа Вэсилэ из Брэнэ? Вот это на деле верный мне человек! Он – настоящий внук того самого Ромэнэ, которого всегда любили в нашем ханстве! Все остальные коназы урусы – лютые злодеи и наглые лжецы! Не позавидуешь ни вашим рабам, ни слугам, ни даже несчастным воинам! Ваши люди, даже попав к нам в плен, радуются избавлению от своих дурачков-правителей! Разве не так, Ярэславэ?

– Так, государь, – кивнул головой Ярослав Константинович. – Василий Брянский, действительно, честный и правдивый человек! Ты не зря назвал его «Храбрым»!

– Так ли это, бестолковый Юрке? – нахмурился ордынский хан.

– Так, государь, – кивнул головой успокоившийся Юрий Московский. – Ты говоришь истинную правду, но только жалеешь кого-то из князей…Нигде на Руси, или в Залесской Орде, нет ни одного честного князя: там одни лжецы, злодеи да богохульники! Они все недостойны даже зада последнего из твоих рабов…Даже я сам, бестолковый и глупый московский князь!

– Ну, после этого уже не о чем говорить! – улыбнулся ордынский хан. – Поэтому пусть этот глупый, но раскаявшийся Юрке, возвращается к себе в Мосикэ! Но запомни, Юрке, – Тохтэ поднял вверх большой палец, – если ты снова ослушаешься, тогда пеняй на себя!

– Значит, немало серебра раздал этот Юрий татарским князьям, – думал, покачиваясь в седле и вспоминая недавние ордынские события, Ярослав Рязанский, – если счастливо избежал лютой смерти! Вот какой он лжец и грешник!

– Славный князь! – крикнул вдруг вернувшийся из разведки воин. – На твоем пути нет врагов и татей, а Рязань – совсем рядом!

Переяславль встретил своего князя благовестным звоном колоколов. Все священники и лучшие люди города вышли за ворота, выкрикивая здравицу.

Ответив на их приветствия, князь Ярослав въехал в город и, не отдыхая, прямо в дорожной одежде, направился в свою светлицу. Здесь он остановился и задумался: – Стоит ли садиться на «стол» в дорожной пыли?

Но тут вбежали его верные слуги с легкими домашними одеждами в руках. – Прими же баньку, батюшка, – сказал, улыбаясь, седобородый дворецкий.

– Я пока только переоденусь во все чистое, – буркнул князь. – Позови-ка всех моих бояр на совет!

– Эй, люди! – крикнул дворецкий. – Быстро раздевайте нашего господина и поменяйте его одежду!

Слуги засуетились, бросившись к князю.

Рязанские бояре вошли в княжескую светлицу, как только князь Ярослав переоделся и уселся в свое стольное кресло.

– Говорите, – сказал Ярослав Константинович, когда они заняли свои длинные «думные» скамьи, – что тут произошло за время моего ордынского отсутствия?

– Ты нам только скажи сначала, государь, – промолвил, волнуясь, седобородый боярин Истома Судович, – пожаловал ли тебя ордынский царь или продержал в опале?