Сычев К. В. - Роман Молодой

Разгневанный великий князь Василий решил покарать «злых ослушников» и послал в Заволочье или Двинскую землю своих бояр с предложением местной знати присоединиться к Москве. Этот шаг был хорошо продуман. Двинские земли приносили Великому Новгороду большие доходы, прежде всего, мехами. На случай, если бы новгородская земля «отпала» от Москвы (перешла бы во власть Литвы или добилась бы полной самостоятельности, отказавшись от «услуг» великого московского князя) богатейшие земли остались бы за Москвой, и великокняжеская казна потеряла бы немного. Московские бояре обещали двинянам «защиту от злых новгородцев» и те, обиженные Новгородом за ежегодные поборы, поверили москвичам, что их жизнь станет лучше. Ведомые местной знатью, они присягнули на верность Москве – «целовали крест». Но Василий Московский не ограничился только присоединением Заволочья, вскоре он послал свои войска на старинные новгородские земли и захватил Волок Ламский, Торжок, Бежецкий Верх, Вологду. Одновременно с этим он объявил о расторжении мира с Великим Новгородом: «сложил крестное целование и порвал договорную грамоту»! Новгородцы поступили таким же образом, но воевать не хотели. Тем не менее, война была объявлена, и стороны выжидали: кто же первый не выдержит и сделает роковой шаг.

– Нам нужна беспощадная война! – вдруг громко сказал, вставая и выводя великого князя из размышлений, Иван Федорович Кошкин. – Новгородцы всегда бунтовали! Нет сомнения, что они неспособны самостоятельно управлять городом и такой обширной землей! Давно пора уничтожить этот удел и присоединить его к Москве! Чего нам бояться? Война, так война! Зачем нам ждать, когда этот мерзкий чирей созреет и обернется для нас еще большим злом?

– Правильно! – вскричал вскочивший со скамьи Иван Иванович Квашнин. – Не надо мириться с новгородцами! И нечего возвращать им занятые нами города! Пора устранить этот удел! Нечего бояться! Разве побоялся Витовт сделать из Киева наместничество или занять Карачев? Да и в Чернигове, если вспомнить, тот Роман Молодой сидит не как удельный князь, а наместник! Мы должны сделать то же самое с Новгородом! Хватит терпеть от него каждый год беды и мятежи!

В это время открылась дверь, и в думную светлицу вошел мальчик-слуга.

– Что тебе надо, Будан? – буркнул великий князь, уставившись на него.

– К тебе новгородцы, мой господин! – сказал чистым звонким голосом мальчик. – И сам владыка с большущим крестом! Просить их?

– Проси, проси! – усмехнулся Василий Дмитриевич, глядя на бояр. – Хотя мы сами уже все решили о Новгороде, но послушаем этих посланников! Может, услышим что-нибудь новое? Или они предложат нам выгодный мир? Посмотрим!

Новгородцы вошли в светлицу без тени робости или смирения. Только архиепископ Иоанн являл собой скромность, но и он высоко держал голову. Трое же бояр, шедших следом за ним, буквально раздувались от гордости и собственного величия: они, одетые, несмотря на теплую осень, в богатые, черной куницы, шубы едва ли не до пят и высокие бобровые «горловые» шапки, даже не посчитали нужным снять верхнюю одежду в простенке и теперь стояли, истекая потом. Новгородский же владыка, одетый в длинную темную рясу, подбитую заячьим мехом, и черный же клобук, чувствовал себя намного лучше. – Да благословит тебя Господь, сын мой! – сказал он, приближаясь к великокняжескому креслу и крестя Василия Московского. – Желаю здоровья тебе и твоим боярам! Мы пришли сюда с добрыми намерениями!

– Здравствуй, новгородский владыка! – пробормотал Василий Дмитриевич, не вставая для благословения. – Мы с боярами рады вас выслушать! Говорите!

– Чтобы получить мое благословение и добрые слова новгородцев, сын мой и великий князь, – молвил архиепископ Иоанн, – вам надо отказаться от вражды с Новгородом и нашими вольными людьми! Нельзя, сын мой, допустить, чтобы христиане проливали свою кровь в междоусобной войне! Нам всем нужны мир и покой! Верни же нам отнятые города Торжок, Волок, Вологду, Бежецкий Верх и новгородское Заволочье! Отступись от этих неправедных дел, возроди прежнее крестное целование! Пусть будет так, как в старину, и без общего суда на границе…

– Такие слова не приведут к доброму миру! – перебил его великий князь. – Я не хочу их слышать! Вам больше не о чем говорить? Может вы решили выплатить нам приличную мзду? И загладить тем самым свои проступки? Где же ваши смирение и покорность?!

Новгородцы молчали.

– Значит, вы приехали сюда не мирится! – привстал в своем кресле великий князь. – Зачем мне видеть ваши гордость и высокомерие? А теперь слушайте! Возвращайтесь назад в ваш жадный город и передайте своему посаднику, что между нами не будет мира и разгорится жестокая война! Я не прощу вам дружбу со лживыми литовцами и отказ от войны с крестоносными немцами! Убирайтесь!

Новгородцы выходили из думной светлицы мрачные, подавленные, под одобрительный гул московских бояр. Но не успели они обсудить произошедшее, как дверь собрания вновь открылась, и в светлицу вбежал молоденький Будан. – А теперь, великий князь, – сказал он, улыбаясь, – к нам пожаловал из Твери князь Иван Всеволодыч! Он просится сюда!

– Пусть войдет, Будан! – кивнул головой Василий Дмитриевич, улыбаясь. – Это хорошо, что к нам приехал племянник Михаила! А вы, мои славные бояре, – он поднял голову, – учитесь на прошлых ошибках! Чтобы не повторилась та беда, как с Романом Молодым! Нам нужны служилые князья и их земли! Поэтому приласкайте князя Ивана и окружите нужной заботой! А если захочет перейти к нам на службу – не жалейте ему земли и дайте богатый город!

Князь Дмитрий Романович трясся в седле своего молодого норовистого коня и с досадой смотрел вперед. – Почему я не послушал тогда батюшку, – рассуждал он про себя, – и взял себе невыезженного коня? Когда еще Орлик привыкнет ко мне?

Поступил же он, однако, вопреки совету отца, из упрямства. Князю уже было сорок восемь лет, и он считал себя вправе принимать собственное решение, как теперь оказалось, ошибочное. Роман Михайлович тогда не настаивал и, покачав головой, отпустил сына в далекий поход. Это случилось осенью 1397 года. В Чернигов к князю Роману прибыл посланник великого князя Витовта с требованием – отправить в его войско две сотни отборных воинов. – Сам же ты, пресветлый князь, – сказал тогда посланник, – сиди себе в Чернигове! Пусть идут на войну молодые и горячие!

Но послать дружину без князя Роману Михайловичу не хотелось. Тогда Дмитрий Романович попросил отца отпустить его в Киев, где собиралось литовское войско, с черниговской дружиной. Князь Роман долго колебался, он даже первоначально решил пойти в поход сам, но его уже немолодой сын настоял на поездке. – Зачем мне, батюшка, сидеть здесь, как глупому отроку, и наживать на свою голову позор? Пора бы добыть боевую славу и стать опорой тебе! – молвил он тогда и, наконец, убедил отца.