Георг Борн - Новая царица гарема

– Так вы не дадите мне никакого объяснения?

– Никакого, – сказали в один голос Мансур и Гамид.

– Так другой потребует его у вас! – грозно воскликнул принцесса, причем насмешливая улыбка скользнула по губам Мансура. – Бойтесь меня: теперь я ваша противница!

И с этими словами она отвернулась от них и направилась к выходу.

Был уже вечер, когда она оставила башню Мудрецов. Выйдя из развалин, она увидела старого полунагого укротителя змей, который стоял на дороге у дерева и просил милостыню. Увидев принцессу, он сложил на груди свои худощавые руки и опустился на колени. Рошана бросила ему несколько монет, причем ясно расслышала следующие многозначительные слова, которые успел шепнуть ей старик.

– О принцесса, не ищи Сирру здесь, она у палача Будимира.

Удивленная принцесса только хотела обратиться с вопросом к старику, как вдруг возле своей кареты заметила Лаццаро. Тут она сразу поняла, что присутствие ее слуги побудило старика так тихо произнести свое таинственное известие.

Она быстро подошла к карете. Лаццаро открыл дверцу.

Он стоял у кареты в смиренной, раболепной позе, ожидая принцессу.

– Что тебе здесь надо? – спросила Рошана в сильном негодовании.

– Твоей милости, высокая повелительница! Сжалься надо мной, выслушай меня! – отвечал грек и бросился на колени.

– Прочь с глаз моих, негодяй! – закричала на него принцесса.

– Прости, выслушай меня. Смилуйся, светлейшая принцесса!

– Для тебя у меня нет более снисхождения. Не теряй слов понапрасну. Двери моего дворца заперты для тебя. Никогда более не пытайся проникнуть ко мне, не то мои слуги плетью прогонят тебя, изменник!

И отвернувшись от него, она поспешно вошла в карету.

Лаццаро отскочил назад и поднялся, страшно сверкнув глазами.

– Это твоих рук дело, Сади-паша, – пробормотал он, скрипя зубами. – Я мешаю тебе в твоих любовных похождениях. Этого Лаццаро никогда не простит тебе. Раз уже я поклялся в твоей смерти, когда ты похитил у меня Рецию. Теперь чаша переполнилась. Хорошо же, паша, ты прогоняешь меня из дворца принцессы, за это я проткну твое сердце кинжалом, где бы я тебя ни встретил!

Теперь вернемся к Реции и принцу.

Реция отправилась к старой служанке Ганифе и с радостью поселилась у нее, чувствуя себя здесь в безопасности. С материнской заботой ухаживала добрая старуха за дочерью Альманзора и за маленьким принцем, и те дни, которые Реция провела в этом доме, были отдыхом для измученной физически и морально девушки. Здесь впервые, благодаря старой, верной и заботливой Ганифе, она узнала кое-что о Сади. Она услышала, что он давно уже не в Стамбуле, а в Аравии, и теперь ей было понятно, почему он до сих пор не мог найти способа отыскать ее. Это немного успокоило ее, хотя, с другой стороны, она была полна тревоги за жизнь Сади. Тоска и беспокойство все более и более мучили бедняжку и довели ее до того, что она не могла уже далее оставаться у Ганифы, несмотря на все заботы и ласки старухи. Она решилась оставить Константинополь и следовать за Сади. Но предварительно она должна была отвести в безопасное место маленького принца: оставить его у Ганифы она не хотела, не желая подвергать старуху опасности, которая некоторым образом угрожала всякому, кто давал приют принцу или ей.

Старая служанка ни за что не хотела отпускать Рецию, но все ее просьбы и убеждения были тщетны. В особенности она беспокоилась о здоровье Реции и употребила все усилия, чтобы удержать ее, но ничто не помогло. Реция простилась с ней, поблагодарила ее за всю ее доброту и в один пасмурный вечер оставила ее дом, ведя за руку Саладина. Ночь была холодная и дождливая. Наступила зима, которая здесь заполнена пасмурными, холодными днями, дождем и изредка даже снегом. Куда девались прекрасные весенние дни, те блаженные часы, в которые она впервые увидела Сади и отдала ему свое сердце, когда она переехала в его дом как нежно любимая жена и вкусила все блаженство взаимной любви? От этих прекрасных часов, от лучезарных дней не осталось в сердце ничего, кроме одного воспоминания, тоски и бесконечной любви.

Куда было ей идти? Где должна она была искать убежище? Ночь была так страшна, она дрожала от холода, все далее и далее бредя по грязным улицам. Ни от кого не могла она получить известия о Сади, никто не принимал участия в ней и в мальчике. Она хотела бежать из Стамбула. Одно намерение, казалось, всецело овладело ею: ей хотелось во что бы то ни стало следовать за Сади, если бы даже для этого пришлось ей пройти тысячи миль. Мысль о свидании с Сади была так прекрасна, ради нее можно было перенести все.

Но Саладин не мог следовать за ней. Где должна была она оставить его?

– Ах, Реция, милая Реция, я так устал! – жаловался он. – А мы все еще должны блуждать ночью. Лучше бы нам остаться у старой Ганифы.

– Успокойся, мой милый Саладин. Послушай-ка, что я тебе скажу. Если хочешь, я сведу тебя к твоему отцу?

– К нашему отцу, Альманзору?

– Нет, мой милый мальчик, к твоему отцу.

– Я больше не знаю никакого отца.

– Видишь ли, – сказала Реция, выйдя на набережную и садясь с мальчиком в пустую лодку, чтобы немного собраться с силами, – Альманзор в действительности не был твоим отцом, он только взял тебя на воспитание от твоего настоящего отца, принца Мурада.

– Ты уже раз говорила мне это, – отвечал полусонный Саладин.

– Хочешь ли ты к своему отцу, принцу?

– Да, если он любит меня. Реция, ты ведь тоже останешься у моего отца?

– Нет, мой мальчик, я должна уйти.

– Уйти? Куда же?

– Далеко, к моему Сади.

– Ах, лучше возьми меня, возьми меня с собой, милая Реция, – сказал мальчик.

– Ты не можешь идти так далеко. А когда ты будешь у отца, тебе не надо будет блуждать более, милое мое дитя, у тебя будет защита и покой. Теперь принцу нечего более опасаться за твою жизнь, как в то время, когда ты был отдан на воспитание моему отцу.

– Но ты ведь не останешься со мной?

– Нет, Саладин, этого я не могу обещать тебе.

– Но почему же ты хочешь теперь отдать меня?

– Потому что у нас нет никакого убежища.

– Ах, милая Реция, мы очень бедны и несчастны, – сказал маленький принц, и голос его звучал так печально и трогательно, что у Реции надрывалось сердце.

Но что ей было делать с Саладином? Если она ради свидания с Сади готова была перенести все лишения и горе, то какое право имела она подвергать этому ребенка.

– Вот видишь, милое мое дитя, – сказала она ему, – твой отец богат, он принц, и он, верно, уже давно скучает по тебе и только не может найти тебя. Но как обрадуется он, если ты теперь вернешься к нему, и ты как принц будешь жить в довольстве и счастье. Каждое твое желание будет исполнено, и у тебя будут слуги, которые станут тебе повиноваться.