Елена Сантьяго - Унесенные ветрами надежд

– Ты думаешь, что Силия, возможно, вовсе… не сделала этого?

Дункан тихо рассмеялся.

– Лиззи, у всех плантаторов, приглашенных на собрание и на обручение, есть жены и дочери. Или сестры, невестки, племянницы, внучки… А Роберт побывал с ними всеми. Ну, может, и не с каждой, но ты ведь понимаешь, что я имею в виду.

Элизабет вспомнила о девушке, которая умерла, рожая ребенка от Роберта. Об отце этой девушки, который пытался убить Роберта. Дункан смахнул с ее лба все еще влажные волосы.

– Нет никаких сомнений, что большинство из них с явным облегчением восприняло известие о смерти Данмора-младшего. Причин желать, чтобы его забрала чума или еще что похуже, хватало у всех, в той или иной степени. И у них всех была возможность расправиться с ним. Так что перестань наконец винить себя.

Элизабет задумалась, и через какое-то время ее печаль отошла на второй план. Дункан был прав, еще не доказано, что убийство совершила именно Силия! Возможно, молодая мулатка просто убежала от страха или от стыда, когда Роберт попытался силой получить от нее то, что она не хотела ему дать. Анна рассказывала Элизабет, что у Силии в Саммер-Хилл была довольно спокойная жизнь. «Она была не такой», – говорила Анна, и в ее словах звучала невысказанная горечь, касавшаяся черной наложницы Джорджа Пенна. У Элизабет по коже пробежал холодок, и она невольно поежилась.

– Тебе холодно? – спросил Дункан.

Он крепче обнял ее, и на какое-то мгновение она поддалась его близости, чувствуя себя защищенной рядом с ним. Однако затем, опомнившись, Элизабет словно окаменела. Она опять взялась за старое! Молодая женщина повела плечами, высвобождаясь из его объятий.

– Мне нужно ехать дальше. Уже почти темно.

– В ближайшем доме нам нужно будет попросить фонарь, – согласился Дункан, помогая ей сесть на лошадь.

– Я попрошу фонарь, – сказала она. – И поеду дальше одна. Дорогу я знаю хорошо, и у меня отличное зрение. Я прекрасно вижу даже в темноте.

– Я знаю. – Он удержал ее руку, когда она хотела взяться за поводья. – Лиззи, я хочу видеть тебя.

– Нет, – ответила она.

– Я еще не рассказал свою историю до конца.

– Я больше не хочу слышать твою историю.

– Врешь, – с нежностью произнес Дункан. Он пристально посмотрел на нее и провел большим пальцем руки по тыльной стороне ее кисти. – Лиззи, ты – моя. За это время ты уже должна была понять, что…

– Прекрати! – перебила его Элизабет. – Мой муж только что умер.

– Когда я последний раз лежал с тобой, он был еще жив. Как его смерть может изменить то, что у нас с тобой уже было? – Он отпустил ее руку. – На самом деле ты всегда была моей.

Она больше не хотела слушать его и ударила Жемчужину пятками по бокам. Кобыла пошла рысью, а затем сразу же перешла в галоп. Элизабет придержала лошадь только тогда, когда была уверена, что Дункан уже не может видеть ее.

Когда она добралась до Данмор-Холла, там царила сонная тишина. Не чувствовалось никакого волнения, связанного с восстанием рабов.

В городе, казалось, горело больше факелов, чем обычно, однако здесь, на окраине поселения, все было тихо, как всегда в такое время. Между тем уже совсем стемнело. Привратник почтительно поклонился, открывая перед ней ворота. На ее вопрос он ответил, что хозяин еще не вернулся. От служанки она узнала, что Фелисити тоже нет дома. Юнга с корабля принес известие, что Фелисити останется на ночь у своей подруги Мэри Уинстон. Поскольку Элизабет знала, что Фелисити не особенно любила дочку губернатора, было понятно, что она проведет ночь у Никласа на «Эйндховене». Возможно, она тем самым навсегда потеряет свое доброе имя, однако Элизабет была не в том состоянии, чтобы переживать еще и по этому поводу, не говоря уже о том, чтобы ломать голову, придумывая какие-то оправдания поведению кузины. Ее полностью занимали собственные проблемы. К ее большому облегчению, Джонатан спокойно спал в своей кроватке. Фелисити приказала одной из служанок остаться с ним в его комнатке.

Марта, очевидно, забылась пьяным сном. Домашняя служанка после некоторого замешательства призналась, что хозяйка вечером потребовала дать ей еще больше лекарства, а затем прилегла отдохнуть. То, как при этом служанка потупилась, не оставляло ни малейшего сомнения, какое именно «лекарство» она имела в виду. Элизабет отослала девушку прочь и разделась. Она легла в постель и, слушая равномерное дыхание своего ребенка, попыталась обдумать события последних дней. Однако усталость и напряжение были настолько сильными, что она сразу же провалилась в сон, едва успев задуть свечу. Этой ночью ее сон был глубоким и без сновидений.

В поместье Рейнбоу-Фоллз царил хаос. Поля выгорели почти полностью, за исключением некоторых уголков, от хижин остались только кучи пепла, а блокхаус превратился в гору черных, все еще дымившихся балок. Сахарная мельница и сахароварня были уничтожены так основательно, что лишь покрытые сажей контуры строения на земле говорили о том, что они когда-то стояли там.

Гарольд Данмор, как зверь, метался между дымящимися развалинами. В его мыслях царил мрак. Он спрашивал себя, испытывал ли он когда-либо в жизни такое отчаяние, как сегодня, и пришел к выводу, что еще никогда с ним не случалось подобного ужаса. Естественно, за исключением того дня, когда Гэрриет пришла к нему и раскрыла ему правду. Свою правду, а не его. Тот день был еще хуже, чем сегодняшний, потому что тогда он уже ничего больше не мог изменить. В конце концов, ущерб, причиненный восставшими рабами, можно было компенсировать, а усадьбу – восстановить. Для этого ему требовались лишь здравый человеческий рассудок, тяжелая работа и деньги. Все это у него было. Своих рабов он обязательно поймает, а тех, которых он в наказание забьет плетью до смерти, заменит другими, как только в порт придет следующий корабль с невольниками. Да и новую мельницу для тростника он уже все равно собирался купить.

Что касается полей, то он, к своему удивлению, обнаружил, что пожар не уничтожил тростник, а лишь освободил поле от превратившихся в сухую солому частей растений. Сами же голые стебли везде торчали из пепла, – очевидно, огонь не слишком сильно повредил их. Гарольд для пробы срубил один стебель и обследовал его – и он показался ему вполне пригодным для переработки. Нужно попробовать выдавить сок из нескольких растений и сварить его. Если патока будет в порядке, то он прикажет собрать весь урожай как можно быстрее, чтобы исключить потерю тростника, оставшегося без листьев.

Да и в остальном его положение было не таким уж безнадежным. У него все еще оставался Данмор-Холл, а семья – жена, невестка и внук – осталась в живых. Другим владельцам плантаций повезло меньше. Две семьи были полностью уничтожены, их дома – сожжены. Речь шла о мелких рабовладельцах, бедных, как церковные мыши, чьи небольшие плантации вряд ли могли прокормить как хозяев, так и рабов. Зато их земля непосредственно граничила с Рейнбоу-Фоллз, а потому уже очень скоро будет принадлежать ему. Когда Гарольд, размышляя о своей ситуации, дошел до этого пункта, он принял решение, что больше никогда не будет поддаваться. Ничему и никому. И в то же время он чувствовал, как в нем растет приступ бешенства.