Симона Вилар - Принцесса викингов

Толстяк косо поглядел на нее и поскреб бритый затылок:

— Пожалуй, более часа в твоем распоряжении. Но в эдаком тумане… Я бы сам проводил тебя, госпожа, да отец Лаудомар наложил на меня епитимью, строжайше воспретив покидать пределы Святого Михаила. Однако если ты будешь ехать, держась следов на песке, ты успеешь.

Эмма обмирала от нетерпения, пока он седлал ее белого пони, и, едва он управился, прыгнула в седло и, пришпорив лошадку, умчалась во мглу за воротами монастыря. Надо было спешить, спешить… Разумеется, следовало поторопиться, чтобы успеть достичь твердой земли до начала прилива, но все же какой-то голос внутри вскоре заставил ее натянуть повод. Вокруг зыбкой, непроницаемой стеной стоял туман. Если в спешке она потеряет след и собьется с тропы — сам Господи ей не поможет. С каждым приливом серые дюны меняют очертания. Ориентироваться в сером сумраке становилось все труднее, и Эмме пришлось пустить конька шагом, чтобы не потерять тропу. На пологом склоне одной из дюн она различила причудливую груду бурых водорослей, на которую еще днем обратила внимание, проезжая здесь с Херлаугом. Неподалеку отсюда она встретила Снэфрид, а значит, она уже преодолела большую часть пути. Вперед, вперед!..

Она слегка подогнала лошадку, опасаясь, однако, двигаться слишком быстро. Стояла тишина, и лишь глухое чавканье копыт, скрип седельной кожи да одинокий, глохнущий крик чайки разрывали ее. Эмме вдруг показалось, что она осталась одна в целом мире. Что она делает? Куда она едет и зачем? Разве не поклялась она себе больше ни слова не говорить Ролло, а ждать его решения? И что она скажет, явившись в усадьбу?

Тропа исчезала в тумане. Казалось, ему нет ни конца ни края. Она оглянулась. Не следует ли вернуться? Что за наваждение, почему это происходит с ней?

Вдруг впереди негромко заржала лошадь. Белый пони Эммы ответил ей приветливым ржанием и ускорил шаг. Кто еще мог настолько лишиться рассудка, чтобы в такой час двинуться навстречу приливу?

Темный силуэт вскоре проступил в сером сумраке. В первое мгновение Эмме показалось, что это монах, сидящий верхом.

— Эй, — окликнула девушка. — Отец мой, не проводите ли меня к усадьбе Бьернбе?

Силуэт медленно качнулся ей навстречу. Туман заглушал звуки, и у Эммы вдруг зашевелились волосы на голове. Казалось, незнакомец движется, не касаясь земли. Островерхий капюшон чернел в сумраке, и Девушке показалось, что перед нею призрак одного из паломников, чья душа, погубленная пучиной, одиноко скитается среди этих мертвых песков.

От ужаса она не могла издать ни звука и повиновалась движению пони. Однако конек вел себя спокойно. Пофыркивая, он невозмутимо трусил навстречу видению.

«Что со мной? — попыталась овладеть собой Эмма. — Пони почувствовал бы нечисть. И конь… Неужели это Глад?»

Призрак, не открывая лица, приблизился и остановился в десяти локтях. Эмма издала слабый гортанный крик. Из-под черного капюшона на нее глядело бледное, дышащее жутью лицо Белой Ведьмы.

Это длилось бесконечно долгую минуту, пока Эмме не стало трудно дышать. Память пыталась что-то подсказать ей, но было поздно — воздух вокруг стал уплотняться, становясь тверже камня и сжимая ее. Эмма захрипела, откидываясь назад. Глаза Белой Ведьмы сжигали ее… И сейчас же на нее обрушился страшный, ломающий кости, повергающий в прах удар. Она еще успела различить, как пони под ней взвился на дыбы и, храпя, рванулся в сторону, а сама Эмма стала падать в темноту… Откуда-то долетели тонкий, визгливый хохот и дробный перестук копыт уносящегося прочь конька. «Прилив!» — произнес кто-то в ее мозгу, но сознание ее текло, растворяясь, пока не смешалось с сырым беспросветным мраком…

Ролло сидел в задумчивости в отдаленном стабюре усадьбы Бьерна. Раскаленные угли в очаге перед ним слабо потрескивали, по обгорелым головням перебегали быстрые синие язычки.

Когда-лестница стабюра заскрипела под тяжелыми шагами, он досадливо поморщился. Ему хотелось побыть в одиночестве.

— Я ведь просил оставить меня в покое, — проговорил он, глядя в упор на склонившегося под низкой притолокой скальда.

— Я пришел сказать, что со Снэфрид творится что-то неладное.

— Что с ней станется? Полдня сегодня она провела верхом.

Бьерн оперся о резной косяк дверей.

— Тебя так мало интересует эта женщина?

Ролло с досадой пошевелил уголья.

— Что же с ней такое? Бьерн пожал плечами:

— Она бродила в тумане и возвратилась сама не своя, словно хлебнув зелья. Сейчас лежит и стонет.

— Я думаю, Снэфрид скоро оправится. Она никогда не хворает.

Он ожидал, что теперь-то Бьерн уйдет, но тот перешагнул через скамью и уселся по другую сторону очага, подбросив на уголья новое полено.

— Когда ты вознамерился бежать из Норвегии, ты был куда более решителен, Рольв. Сказал и сделал. Мне нравилось это в тебе. Так же непоколебим ты был, когда задумал покорить землю, куда тебя занесло бурей. Но с тех пор твоя решимость затупилась, подобно ножу, долго не извлекаемому из ножен.

Ролло лишь повел бровью.

— Когда мне понадобится твой совет — я обращусь к тебе.

Бьерн замолчал. Он знал по опыту, что Ролло нет смысла убеждать. Окончательное решение он всегда принимает сам. И все же сдерживаться у него не было сил.

— Не дело властителю стали так долго ломать голову из-за калины злата с рыжей гривой. Сделай, что задумал. Полно изводить себя!

Он не ожидал, что Ролло ответит, но тот внезапно заговорил:

— Я слишком хорошо ее знаю. Она прелестна, как песни дочерей Ран, влекущие нас к погибели; но столь же и коварна. Нельзя знать, что ей придет в голову завтра, а в трудную минуту она способна на измену.

Бьерн задумчиво подергал косицу у виска:

— Надо же! Клянусь Тором, мне она казалась славной. Хотя, где ты встречал женщину без хитрости? Это все равно что драккар без паруса.

Он вдруг подмигнул:

— А может, ты и в самом деле не. можешь простить рыжей свою распухшую голову?

Взгляд Ролло холодно сверкнул.

— Есть вещи, о которых лучше бы тебе не упоминать, слагатель саг.

— Хорошо, я ухожу, — миролюбиво кивнул Бьерн. Он уже взялся за дверное кольцо, когда бес потянул его за язык: — Она хоть успела сообщить тебе, что носит под передником твоего сына?

Какое-то время Ролло глядел на него, потом резко встал и стремительно шагнул в темноту, едва не налетев на стену, и сейчас же вернулся.

— Это невозможно! Она ничего не сказала!

— Да ну? — Бьерн ухмыльнулся. — Или между вами не было ничего такого, от чего рождаются дети?

Ролло слепо смотрел на огонь.

— Великий Один!

— Это так, — легко согласился Бьерн. — Великий бог битв и мужской мудрости. Да ниспошлет отец богов немного ее в твою долговолосую вершину плеч (голову)