Идалия Аничкова - Рингильда

Рингильда торжествовала.

— Но мой дорогой вельможа, архиепископ и герцогиня фон Люнебург хотели вас видеть.

— Пусть придут сюда, если желают меня навестить, — ответил ему больной.

— Герцогиня хотела сама быть вашей сестрой милосердия, — продолжал монах.

— Она этого не умеет: ей нужно сто помощниц с ее аристократическими руками; я в первый раз после столь долгого одиночества почувствовал сердечную теплоту, высокую любовь, которой был лишен и потому был несчастлив среди блеска, почестей и славы. Сердце мое страдало. Теперь я знаю, что меня любят, как никогда смертный не был еще любим. Настоящее счастие, которого я так долго искал, я нашел во всей полноте, глубине, самоотвержении. Неужели променять это сокровище на монастырские стены и уход за мною герцогини? Нет, никогда!.. Иди, иди скорее, Хрисанф! — и он гнал монаха, говоря ему:- Скажи архиепископу и герцогине, чтобы они оставили меня в покое. Я счастлив, очень счастлив!

— Не уходи отсюда, не покидай меня! Ты одна можешь даровать мне жизнь!

Рингильда с ним осталась, с нежностью ухаживая за ним, предупреждая все его желания, давая ему лекарство и питье. Когда она выходила, он тревожно провожал ее глазами и скучал, когда она не находилась близь него.

Отец Хрисанф вернулся из монастыря и оповестил Рингидьду, что герцогиня и архиепископ сейчас сами прибудут к раненому.

— Я уйду к Эльзе, — сказала Рингильда, — я не хочу видеть герцогиню.

Отец Хрисанф и Альберт также предупредили больного, что архиепископ и герцогиня навестят его.

Это известие привело больного в дурное расположение духа, но нечего было делать; нельзя было отказать гостям, желавшим его видеть.

Вскоре повозка архиепископа подъехала к шатру; в ней сидели архиепископ и герцогиня фон Люнебург; Кунигунда и графиня Галланд остались в монастыре.

Отец Хрисанф вышел из палатки и проводил гостей к больному. Рыцарь dominus Эйлард приподнялся на своей постели и, облокотись на локоть, поздоровался с гостями.

— Как ваше здоровье, мой храбрый вельможа? — спросил рыцаря архиепископ.

— Я выздоравливаю и скоро опять сяду на коня, — ответил ему dominus Эйлард, протягивая руку обоим гостям.

Отец Хрисанф поставил скамейку герцогине и стул архиепископу, на которые они сели.

— Благодарю вас, герцогиня, что вы не забыли друга вашего брата и известили его больного. Это слишком большая для меня честь! — сказал ей рыцарь.

— Я привезла вам отрадную весть, — возразила ему герцогиня. — Король перед своим отъездом говорил мне, что желает вас видеть герцогом Рюгена.

Это известие доставило удовольствие больному.

— Надеюсь оправдать доверие короля! — воскликнул dominus Эйлард. — Как его здоровье? Не имеете ли известий о нем?

— Я слышал, — сказал архиепископ, — что он вскоре должен вернуться в Вордингборг, но вы, должно быть, уже знаете, что он лишился глаза.

— Да, это ужасно! — воскликнул рыцарь dominus Эйлард.

— Мы хотели перенести вас в монастырь, — сказал рыцарю архиепископ Андреас. — Там за вами будет иной уход, чем здесь. Герцогиня сама вызвалась быть вашей сестрой милосердия и привезла вам святое масло из Рина. Оно должно вскоре залечить ваши раны.

— Я недостоин такого милостивого внимания герцогини, — возразил больной. — Я — воин, привыкший жить на свежем воздухе, и потому мне здесь гораздо привольнее и здоровее, чем в монастыре. Я останусь здесь.

Гордая герцогиня прикусила себе губы.

— На руках отца Хрисанфа? — спросила она.

— Да, он очень хороший лекарь.

— Не только Хрисанфа, но еще и на руках красивой молодой девушки, которая бросилась передо мною на колени и просила меня доверить ей раненого, — сказал, смеясь, архиепископ.

— Где же твоя сестра милосердия, Хрисанф? Приведи ее сюда; скажи ей, что архиепископ желает ее видеть.

— Какая сестра милосердия? Где она находится? — спросила с удивлением герцогиня.

— Она живет в избушке моей сестры, — ответил ей отец Хрисанф.

«Вот кого мне предпочитают! — думала герцогиня. — Крестьянскую девушку, которая умеет лучше лечить больных, чем я!»

— Альберт, — сказал отец Хрисанф, — приведи Рингильду.

— А это кто такой? — спросила герцогиня монаха, указывая на Альберта.

— Это мой паж, — сказал больной, которому вся эта сцена не нравилась и начинала его тяготить.

Альберт вышел из палатки и пошел звать Рингильду.

— Меня зовет архиепископ и герцогиня? Ну, что же! Пойдем! Моя совесть чиста перед ними, и я их не боюсь, — ответила брату Рингильда и направилась с ним в шатру.

Рингильда вошла в палатку. На ней было одето простое белое льняное платье, напоминающее древнегреческие одеяния. Оно плотно облегало ее стан. Ноги ее были обуты в белые чулки и туфли, сделанные дома из желтой соломы. Белый шелковый кушак, вышитый ею самой серебром гладью, опоясывал ее талию.

Рыцарь dominus Эйлард не спускал с нее глаз. Архиепископ также смотрел на нее.

Она поклонилась с достоинством обоим гостям и остановилась, ожидая вопроса архиепископа.

Герцогиня с трудом скрывала свою досаду. Опять эта девушка становилась поперек ее дороги.

— Поздравляю тебя, Рингильда! Ты достигла полного успеха в твоей заботе о нашем дорогом больном. Скоро ты поставишь его на ноги, — сказал архиепископ молодой девушке.

— Благодарю вас, ваше высокопреосвященство, за ваше милостивое слово, — ответила ему Рингильда. — Но не я, а отец Хрисанф лечил нашего больного. Я же только от искреннего сердца желала ему полного выздоровления и молилась Богу за него.

— Скоро ты постигла науку сердца. Наука послушания тебе совсем чужда, — сказала герцогиня.

— Как это? — воскликнул архиепископ.

— Ведь мы с этой девушкой давно знакомы, — продолжала герцогиня. — Она воспитывалась в нашем монастыре и убежала оттуда!

Рыцарь dominus Эйдард продолжал смотреть прямо в глаза Рингильде. Он был уверен в том, что эта девушка невинна и, если ушла из монастыря, то имела на это какое-либо право.

Рингильда покраснела и опустила глаза.

— Наши монастырские правила строги, и тебя нужно заключить в какой-нибудь отдаленный монастырь, чтобы твое наказание послужило примером для других моих воспитанниц.

— Но, ведь высокочтимая герцогиня хотела остричь ее, как солдата, и вышить кому-то знамя ее волосами, — вмешался отец Хрисанф. — Рингильда хорошо сделала, что ушла из монастыря. Я бы тоже самое сделал на ее месте.

— К воспитанницам нельзя применять правил, годных для монахинь, — вмешался в разговор рыцарь dominus Эйлард.

— Гладьте ее по головке, если вам это доставляет удовольствие, — сказала герцогиня рыцарю. — Но я буду требовать законного наказания за ее побег.

Она поднялась со своего сидения и сказала архиепископу: