Джоан Вулф - Сделка

Мы миновали небольшой каменный мост над чистым журчащим ручьем — какой чудесный водопад! Какое вообще раздолье для коней!

Я не смогла сдержать вздох.

Гроув сочувственно хмыкнул: он понял, что я чувствовала.

Никки обернулся со своего сиденья и крикнул мне:

— Лорд Сэйвил говорит, что однолеток пасут на отдельном пастбище, видишь? А для жеребцов — свое. Как здорово, да, мам?

Я кивнула и помахала ему рукой.

Выгон для кобыл с жеребятами остался позади, мы въехали на гребень небольшого холма, откуда открывался вид на всю ферму. Конюшни находились еще в миле отсюда, и, пока мы спускались туда, новые пастбища появлялись за оградами слева от нас.

— А вот там мы держим жеребых кобыл, — продолжал объяснять Гроув.

Около десятка их с раздутыми тяжелыми животами стояли возле деревьев, лениво помахивая хвостами. Их спины и бока блестели, словно покрытые лаком.

— За ними хорошо ухаживают здесь, — не могла не отметить я.

— Еще бы, мэм! Каждый жеребенок, которого они принесут, стоит целое состояние.

Тем временем моя любимица Мария начинала все больше волноваться: вид лошадей, пастбищ, доносящееся до нее ржание — все возбуждало. Я поглаживала ее по шее, успокаивала словами и благодарила Бога, что она немного устала, в противном случае можно было ожидать всякого и пришлось бы серьезно думать о том, как удержаться в седле.

Я вздохнула с облегчением, когда мы въехали на широкий двор и можно было спешиться.

— Она хорошо вела себя в дороге, — сказал Сэйвил, высаживая Никки из коляски.

Мария продолжала похрапывать, нюхать воздух и перебирать ногами.

К нам подошел небольшого роста седой человек с удивительно кривыми ногами.

— Миссис Сандерс, — проговорил Сэйвил, — позвольте вам представить моего помощника Фреда Холла.

— Как поживаете? — сказала я.

Мистер Холл кивнул и сказал, не сводя глаз с Марии:

— Хороша кобыла! Ваша, да? Шикарно сложена! Должна выдерживать длинные дистанции.

— Спасибо на добром слове, мистер Холл.

— Как видите, Холл, она неспокойна, — заметил Сэйвил.

— А, милорд, просто почуяла жеребцов, — объяснил помощник и посмотрел на меня: не слишком ли откровенно он выразился? Поскольку я оставалась невозмутима, Холл продолжил:

— Выгон для них вон с той стороны, за конюшнями, а ветер как раз оттуда.

Мария продолжала волноваться, и Холл сказал, что пустит ее в ближний загон, где она быстро придет в себя и начнет щипать траву, а конюх последит, чтобы не выкинула какую-нибудь штуку.

Так он и сделал. Сэйвил помог мне и Никки сесть в коляску, и мы продолжили путь к дому.

Эта резиденция графа не имела ничего общего с той, в которой я уже побывала. Никаких средневековых стен, башен, крепостных рвов и подъемных мостов. Поместье Рейли представляло собой простой дом из красного кирпича — такие дома можно видеть почти повсюду на Британских островах. Дом был трехэтажный, с деревянным фронтоном и такой же отделкой, косые окна последнего этажа находились прямо на крыше.

Дом, как мне показалось, обладал своим характером — и он был чисто мужским. Тут должны были собираться именно мужчины — и за столами, уставленными напитками, беседовать о лошадях, о ставках на бегах, о женщинах. Наверняка в комнатах здесь темные стены, такая же мебель и повсюду картины, изображающие лошадей и собак.

Слуга, вышедший, чтобы поставить на место коляску, был без ливреи, что удивило меня.

Сэйвил помог мне выйти из высокой коляски, и прикосновение его рук опять обожгло меня сквозь плотную ткань дорожного жакета. Я старалась не смотреть на графа, когда шла рядом с ним и с Никки к входной двери.

Внутри дома все было совсем не так, как я себе представляла. Через выкрашенный в цвет слоновой кости холл мы прошли в небольшую гостиную, где стены были обиты светлой камчатной тканью, а мебель — тускло-красным шелком. И висели картины, но не с изображением лошадей и собак, а фамильные портреты.

— Я скажу экономке, чтобы показала вам и Никки ваши комнаты, — сказал Сэйвил. — Второй завтрак через полчаса — вы сможете умыться и немного отдохнуть. А потом, если захотите, я покажу вам наших коней.

— Конечно, милорд, — тихо сказала я, еще не полностью придя в себя после его прикосновения.

Такое ведь уже было, но отчего именно сегодня во мне что-то дрогнуло, перевернулось… и никак не становится на место?

Маленькая рука Никки, ухватившаяся за мою, была сейчас надежной опорой.

— Ой, это будет так здорово, милорд, — прощебетал он. — Посмотреть на ваших коней… А моя комната… где? Далеко от мамы?

Сэйвил, заметивший, как крепко держится за меня мой Никки, улыбнулся.

— Совсем рядом, — сказал он. — Можете разговаривать через стенку.

— Какой большой у вас дом, — продолжал Никки. — Я не видел таких. Да, мама?

— Не такой большой, как кажется, — успокоил его граф. — Ты быстро привыкнешь к нему.

Я подумала, что сказал бы мой сын, попади он в Сэйвил-Касл с его, наверное, сотней комнат!

Вошла немолодая женщина с седыми волосами, тщательно собранными в пучок, и Сэйвил воскликнул:

— А вот и миссис Эббот! Пожалуйста, покажите гостям их спальни, а также столовую, чтобы Никки не заблудился!

— Мы не позволим такому хорошему мальчику заблудиться, — заверила миссис Эббот. — Пойдемте, мэм!

Пока мы шли за ней по дому, Никки не отпускал мою руку.

В столовой, довольно большой комнате, обитой деревянными панелями XVII века, тоже не висело картин с изображением лошадей и собак. Стены украшало несколько морских пейзажей.

Когда я, не выдержав, призналась Сэйвилу, каким представляла себе убранство дома, он улыбнулся.

— Эти картины велела повесить моя бабушка. Говорила, они помогают ей лучше переносить бесконечные разговоры о лошадях.

Я смотрела на его лицо и клялась себе больше никогда не говорить ничего такого, что вызвало бы появление на нем улыбки.

Никки вежливо заметил:

— Картины очень хорошие, милорд.

Мы все были до предела вежливы и любезны за ленчем, состоящим из супа и холодного мяса. Никаких колкостей, никакой иронии. После еды Сэйвил, как и обещал, пригласил нас посмотреть лошадей. Я уже раньше успела оправдаться перед Никки, сказав, что в свой приезд в Сэйвил-Касл видела только одного жеребца, а сейчас нам покажут трех или даже больше.

Коней-производителей держали в отдельных, строго огороженных загонах. В первом из них я увидела красновато-рыжего красавца с черным хвостом, черной гривой и белой звездочкой на лбу. Он трусил вдоль ограды, грива и хвост развевались, мышцы играли под блестящей шкурой.

— Он прекрасен! — воскликнула я.

— Это Раджа, — сказал Сэйвил. — Самый молодой из троих и поэтому наименее проверенный, как вы понимаете. У него превосходные результаты в забегах. Взял приз два года назад в Ньюмаркете.