Шеннон Дрейк - Нечестивец

— Останетесь.

— Вы уволите меня?

— Однако я не понимаю, как вы сможете занимать прежнюю должность.

— Вот как? — Камилла похолодела, и душа ее ушла в пятки — она не могла продышаться.

— Экспедиция по Нилу может продлиться несколько месяцев.

— Вы возьмете меня в экспедицию?

— Нанять вас? Боже праведный, нет!

Даже в сумерках она видела блеск в его глазах.

— Тогда что же вы предлагаете, лорд Стерлинг?

— Любовь моя, как египтолог вы дадите мне сто очков вперед. Но что касается вашего найма на работу — даже не представляю, как можно нанять собственную жену на медовый месяц!

Сердце прыгнуло у нее в груди. Медовый месяц! Нил, экспедиция — прежде она лишь мечтать могла о таком.

Камилла отвернулась, чтобы не показать выступившие на глазах слезы:

— Мне не нужны благородные жесты. Вы ясно сказали, что никогда не женитесь на простолюдинке; какие бы шарады вы ни разгадывали, я все равно останусь вне вашего круга. Когда утихнут все эти страсти, какой-нибудь въедливый репортер выведает, что моя мать была портовой шлюхой и…

— Камилла?

— Что? Я просто рассказываю…

— Не надо.

— Что — не надо? Вы единственный…

— О боже, как же вы любите спорить! Придется привыкнуть к такой жизни или найти какой-то способ закрывать вам рот. А! Кажется, я знаю одно средство!

И прежде чем она успела возразить, он прижался губами к ее рту. Когда он наконец прервал этот нежный и страстный поцелуй, она уже успела забыть все, о чем собиралась говорить.

— Молодец, вот тихоня! — поддразнил он. — Я говорил те слова нарочно. Мне искренне жаль, что вы не застали моих родителей в живых. Они принадлежали к элите — во всех смыслах, но всегда были свободны от классовых предрассудков. Моя мать полюбила бы вас. Она восхищалась бы вами и вашей матерью, потому что вы, не имея ничего, смогли найти себя. Абигайл, моя милая, была прежде всего матерью, по призванию. Она оценила бы — с великим сочувствием и восхищением — все, что сделала ваша мать для вас и вашего будущего.

— Но вам нет нужды жениться на мне только из-за того…

Он прижал палец к ее рту:

— Боже милостивый, дайте мне закончить! — Улыбка смягчила его жесткие слова. — Я женюсь на вас не «только из-за того». Ах, Камилла! Вы талантливы, упорны — и в то же время так наивны порой! Я люблю вас — до сумасшествия, я люблю вашу целеустремленность, ваше упрямство, ваш ум — и ваше беспечное желание следовать велению своего сердца. Но вам придется оставить привычку рисковать своей жизнью — и я настаиваю: моя жена должна быть вне опасности! Камилла, неужели вы не понимаете? Ведь дело не столько в маске. Вся моя жизнь казалась мне уродливой, постылой, проклятой. И вот вы ворвались в мой мир — и сняли эту маску и проклятие. Без вас, боюсь, я снова провалился бы в свои несчастья — навечно. Но вы никогда не позволите мне упасть, правда?

Она молчала, потрясенная его откровением.

— А теперь прошу вас — говорите, — сказал он.

Она улыбнулась. И в мгновение ока узница тесной кареты взобралась к нему на колени, самозабвенно и страстно целуя его.

— Вы хотите сказать, что… женитесь на мне? — недоверчиво спросила она.

— Только если вы любите меня.

— Боже милостивый!

— Понимаю. Трудно принудить женщину любить гнусное чудовище.

— Но я люблю вас! — прошептала она пылко и обвила руками его шею. — Несомненно. Мы будем принимать у себя в поместье сирот, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь тем, кто обделен с рождения и растет в нищете и убожестве. И Нил! О господи, мы пойдем на нижний Нил! — Неожиданно тон ее стал серьезным. — Брайан, нам надо взять то дитя в замок на воспитание!

— Какое дитя?

— Элли! Сестры, конечно, замечательные женщины, но вы должны взять ответственность на себя.

К ее удивлению, он рассмеялся.

— Нельзя смеяться над этим! — рассвирепела она.

— Позвольте заметить, что сестры отбили бы вам все руки, посмей вы забрать у них Элли.

— Но…

— Простите, Камилла. Мне следовало поправить вас раньше, но я не знал, поверите ли вы мне. Элли не мой ребенок.

— Но…

— У меня нет детей, моя любовь, хотя я не прочь как следует постараться, чтобы заслужить право называться отцом. Я обожал бы такую малышку, как Элли.

— Но кто же тогда?..

— Сестры очень дружили с моими родителями. Отец выделил им ежегодную ренту, так что они мне теперь как родные тетушки. Я приблизительно знаю историю рождения Элли, но только приблизительно, поскольку она не подлежит разглашению. Прошу поверить мне — во имя нашей любви. Она не моя дочь, хотя и называет меня «дядя Брайан». — Он чуть замялся. — Она и не дочь моего отца. Возможно, замешана королевская семья, но такие слова никогда не следует повторять. Опасаются, что огласка может стоить ребенку жизни.

— Боже праведный! — воскликнула Камилла.

Он сразу приложил палец к ее губам.

— Это навсегда должно остаться в тайне, — произнес он очень серьезно.

— Разумеется!

— Она прелестный ребенок, я очень дорожу ею. Она никогда не пугалась той маски.

— И я тоже! — напомнила Камилла.

— Никогда?

— Ну, может, чуть-чуть!

Брайан рассмеялся и поцеловал ее.

В замок они вошли рука об руку. Навстречу им из бального зала спешила взволнованная Эвелин.

— Вот так, все разбежались по своим домам — или по углам! — воскликнула она. — Вот и вы, наконец! Ральф ушел в какой-то паб с Корвином. Мы с Тристаном накрыли для вас обед, но вы не идете. Правда, мы только что начали, присоединитесь?

— Простите меня, Эвелин. Прошу, продолжайте, — сказал Брайан. Он кашлянул и посмотрел на Камиллу, не в силах скрыть жадный блеск глаз. — Сожалею, но мне надо сейчас удалиться.

— Что ж, — прошептала Эвелин, нахмурившись. — Камилла…

— Вымотались! Совершенно вымотались! — пояснила Камилла и полетела к лестнице.

Он не отстал. И она очутилась в его объятиях. Прочь одежды… И она наслаждалась каждым прикосновением, каждой пядью тела своего обнаженного чудовища.

Внизу, в просторном бальном зале, Эвелин вздохнула, присела на кресло и посмотрела на Аякса, безмятежно дремлющего у камина. Затем взглянула на Тристана:

— Что ж, сэр Тристан, полагаю, надо как можно быстрее решать с этой свадьбой!

— Нашей? — поддразнил он.

— Отстаньте! — бросила она.

— Но вы же сами захотите, — пообещал он.

Эвелин примолкла, шокированная такой бесцеремонностью.

— Да ладно вам, Эвелин! — сказал Тристан. Он поднялся. — Боже мой, женщина! Вы можете задирать нос и одергивать других, но со мной это бесполезно.

— Бесполезно со мной! — возразила она, но голос ее сорвался.

Он обошел вокруг стола и встал у нее за спиной, мягко положил ладони на ее плечи и зашептал ей в ухо: