Джоанна Линдсей - Заставь меня полюбить тебя

Внутри медальона была крошечная картинка головы белой собаки или волка. Её Шторм. Она не понимала, зачем он отправил медальон ей, вместо того, чтобы просто выбросить его. И это тогда, когда она решила вернуть его, найдя доказательства того, что Элла не собиралась умирать, по крайней мере, пока не родит ребёнка. Но чтобы Брук смогла сделать это, её матери нужно перестать на неопределённый срок принимать приглашения на вечеринки…

***

— Тебе не весело, так ведь? — спросила Гарриет у Брук на втором балу.

Брук вздохнула.

— На самом деле, нет. Я понимаю, что было бы логично продолжить всё так, как мы планировали, но слишком многое случилось за это время, и я…

— Боже мой, только не плачь снова, хорошо, — Гарриет быстро вывела Брук на террасу, где было всего несколько человек. — То, что ты чувствуешь — пройдёт. Я обещаю тебе. Я так надеялась, что развлечения отвлекут тебя сегодня. Какой-нибудь из молодых людей сможет тебя заставить забыть об этом человеке, если ты только дашь ему такой шанс.

— А если я не хочу?

Гарриет положила руку на плечо и сжала:

— Мне следовало бы знать, что разбитое сердце не исцелить за несколько недель. Давай, моя драгоценная, поплачь. Мы скажем, что это просто пыль попала в глаза.

Брук едва не рассмеялась, но призналась:

— Я не собираюсь снова плакать. Меня просто расстроило письмо Элоизы Вульф, которое было спрятано в её веере. Оно было от настоятельницы монастыря, она писала Элле, что у неё уже есть на примете одна семья из небольшого городка Севенокс в графстве Кент, которая заберёт себе её ребёнка и будет любить его, как родного. Настоятельница ожидала, что Элла вскоре прибудет в её приют, где сможет спокойно родить ребёнка.

— Никто не рожает детей спокойно, — возразила Гарриет. — Это абсолютно невозможно.

— Думаю, настоятельница имела в виду, что там будет спокойная обстановка. В любом случае, это звучит так, словно Элла не собиралась убивать себя и ребёнка. А Доминик думает, что собиралась, поэтому и пришёл в ярость. А сейчас я даже не уверена, что она собиралась умереть.

— Считаешь, что она сбежала, чтобы для начала втайне родить ребёнка?

Брук грустно моргнула.

— Может быть. Или собиралась так поступить, но погибла прежде, чем смогла родить.

Глаза Гарриет стали шире.

— Хочешь сказать, есть вероятность того, что у меня где-то в Англии есть внук?

— Тише, не так громко, мама. Я так вовсе не думаю. Мне кажется, что в тот день на самом деле произошёл несчастный случай. Её тело было найдено и опознано. У неё не было времени, чтобы выносить и родить ребёнка. Она влюбилась в Роберта во время своего первого Сезона, а умерла осенью того же года, прежде чем кто-либо узнал о её беременности.

Гарриет вздохнула.

— Ну вот, у меня уже есть двое внуков, которых я никогда не увижу. А я хотела бы внуков, знаешь. Жду их с нетерпением.

Так как Гарриет закончила, пристально глядя на Брук, словно говоря «Поторопись и роди мне нескольких», девушка поспешила продолжить:

— Но если я права, и она в тот день не умерла по своему собственному желанию, то это может изменить отношение Доминика к этой ситуации. В конце концов, Элла была добровольной участницей интимной близости, поэтому на Роберте лежит лишь половина вины за это, даже если он и ввёл девушку в заблуждение. И если бы я смогла доказать это Доминику, то он смог бы перестать ненавидеть нашу семью.

— Ох, моя драгоценная, я бы на это не рассчитывала. У мужчин другое видение этого вопроса. Роберт опорочил себя в глазах лорда Вульфа, отказавшись жениться на его сестре.

— Но я хотела бы доказать моё предположение. У настоятельницы могли сохраниться письма от Эллы, в которых она расспрашивала о возможности усыновления кем-нибудь её ребёнка. Она вполне могла после этого вернуться домой, выдумав историю про временную потерю памяти или ещё что-нибудь.

— Или действительно убить себя, после родов. А если это указано в её письме, то это не совсем та история, которую ты хотела бы рассказать волку.

— Она не стала бы признаваться в этом монахине, — настаивала Брук. — Но мать настоятельница может что-то знать об этом.

— Ну, хорошо, где располагается этот приют? Нанесём им визит завтра, чтобы убедиться.

Брук благодарно улыбнулась, хотя понимала, что возлагает слишком большие надежды на результат поисков. Элла вполне могла намереваться уплыть в приют в тот день, сделав видимость, что потерялась в море, чтобы никто не стал искать её. Но попала в шторм по-настоящему. Брук была не в состоянии предложить Доминику что-то большее. Только не после того, как он повторил слова Эллы, которые та написала на сожженных им после страницах дневника. Слова о том, что она собирается искать «успокоения в море». Элла действительно хотела умереть, если чувствовала, что у неё нет выбора. Но она не хотела убивать своего ребёнка. Она хотела родить его и убедиться, что после её смерти у малыша будет хороший дом и любящая семья. Доминику необходимо узнать об этом! Ведь если это было правдой, то её смерть действительно была несчастным случаем. Это знание само по себе могло помочь ему излечиться от боли, вызванной потерей.

И даст ей возможность снова увидеть его…

Настоятельница лгала им. Даже когда Брук передала монахине её собственное письмо, которое та написала Элоизе Вульф, она всё равно продолжала отрицать это. Хотя она призналась, что леди Вульф была настолько щедрым благодетелем, что её пожертвования позволили расширить их дом для подкидышей до настоящего детского приюта. Настоятельница была женщиной суровой и резкой, поэтому, видимо, и не говорила им правды, по крайней мере, не про письмо. Она к тому же порвала его на маленькие кусочки и выбросила в мусор! Теперь у Брук даже не было письма, чтобы показать его Доминику.

Брук абсолютно не ожидала, что произойдёт нечто подобное, когда они доберутся сюда. Она хотела получить подтверждение или, по крайней мере, письмо, которое написала Элла. Но она не получила ничего из этого, и даже потеряла то мизерное доказательство, которое у неё было. Видя, как дочь разочарована, Гарриет пришла в ярость и в пух и прах раскритиковала набожную женщину, прежде чем вытащить Брук на улицу. Но едва они сели в карету, к ним подбежала молодая монахиня.

— У нас была леди, которая прибыла сюда вместе со своей горничной осенью того года, про который вы спрашивали.

— Вы подслушали наш разговор с вашей настоятельницей? — спросила Гарриет.

— Я была в соседней комнате. Я… я…

— Не смущайтесь, — сказала Брук, улыбнувшись. — Подслушивание — это и моя привычка тоже.

— Что Вы можете рассказать нам про ту девушку? — спросила Гарриет. — Вы знаете, что это была Элоиза Вульф?