Николь Фосселер - Время дикой орхидеи

– Сейчас Лилавати семнадцать. Она давно в брачном возрасте. О, в претендентах на ее руку недостатка нет! Вы ее видели, она очаровательная девушка! Но я должен поступить обдуманно, когда дело касается моего будущего зятя. Приходится учитывать многое. Не в последнюю очередь потому, что речь идет, разумеется, и о деньгах. – Он понизил голос до многозначительного шепота: – О больших деньгах.

На его взгляд, полный ожидания, Рахарио ответил, с вызовом подняв брови.

– Лилавати хорошо воспитана. Росла под присмотром и в сдержанности, как полагается. – Лицо Висванатана омрачилось: – Я хотел бы говорить с вами совершенно откровенно. Я боюсь, что мы слишком избаловали нашего единственного ребенка. Слишком во многом ей уступали, тогда как она нуждалась в твердой руке.

Он перехватил взгляд Рахарио и замахал руками:

– Только не подумайте плохого! Она целомудренная, благонравная девушка, безупречного поведения и репутации. Только иногда немного… своевольная. – Он почесал за ухом. – Например, она вбила себе в голову выйти замуж за вас.

Рахарио опешил – и не скрывал этого.

– Она видела вас, должно быть, из окон наверху, когда вы приходили или уходили. – Висванатан пристыженно косился на него поверх своего примечательного носа. – С тех пор она прожужжала нам все уши, что не хочет никого другого, кроме вас. – Он вздохнул. – Я знаю о вас не так много, но по отношению ко мне вы всегда вели себя по справедливости. Знаю, что вы хороший коммерсант. С безупречной репутацией. Мог ли я пожелать для своей дочери лучшего мужа? Тем более что она всем сердцем склоняется к этому. Лилавати будет вам ловкой и понятливой домохозяйкой. Подарит вам много сыновей. И принесет в брак щедрое приданое.

С блестящими глазами прожженного торговца, который предполагает особо выгодную сделку, он ретиво добавил:

– Ну, что вы на это скажете?

Рахарио молчал.

Это было для Рахарио не первое предложение такого рода, но с большим отрывом лучшее: Висванатан был не только состоятельным, но еще и уважаемым гражданином города. Укорененным настолько, насколько это было возможно в Сингапуре, с широко разветвленной сетью отношений и связей.

Еще три раза он оставался пообедать на Клинг-стрит, и всякий раз Суджата и Лилавати сидели за столом, хотя и не ели. Молча, потупив взор, но с пылающими щеками – девушка, едва скрывающая счастливую улыбку. Мать, куда более разговорчивая и любопытная, с заметным облегчением восприняла известие, что в доме на Серангун-роуд ее дочь не будет ждать никакая свекровь.

Рахарио теперь нечасто показывался на реке Калланг. С тех пор как его самая младшая сестра вышла замуж и осела где-то на острове, как почти все оранг-лаут его племени, постепенно втянутые в оседлую жизнь малайцев – так всасывает воду необожженный кирпич. С тех пор как его отец умер в прошлом году, мирно, на борту своей лодки, что почти не тронуло Рахарио. Как его не трогало и все остальное.

Ему были неприятны расспросы его матери, его младшего брата и его жены, когда же он наконец привезет свою жену и не ожидает ли она часом ребенка. Он стыдился признаться, как жестоко он был обманут.

Он не хотел рассказывать о Нилам, которая водила его за нос, как рыбу, которую заманили перьями под видом насекомых и тем самым поймали. И не хотел рассказывать о Георгине, красивой белой женщине, которая предала его и хладнокровно вырвала его сердце. Его ранило в самую сердцевину его гордости то, что они не взяли денег, которые он хотел им дать, потому что они по-прежнему жили меновой торговлей, это нарушило бы их честь как оранг-лаут – брать его деньги, за которые они ничего не могли отдать ему взамен. Только теперь, столько лет спустя, ему дали почувствовать, что он лишился своих корней, выбрав другое направление роста, чем его братья и сестры.

Уже пора было завести и собственную семью.

Когда Висванатан под конец застолья добавил еще кое-что к невестиному приданому, Рахарио, пожав плечами, согласился, что Лилавати и впредь будет исповедовать свою религию и что ей можно будет воспитывать будущих детей как индусов, на том и сошлись, и мужчины скрепили обручение, решительно ударив по рукам.

Пригласили астролога, который должен был составить гороскоп пары и определить день, благоприятный для бракосочетания. Что для Рахарио оказалось попросту невозможным, поскольку он не знал в точности даже год своего рождения, не говоря уж про месяц, день и тем более час. Знал только место и только время года: в лодке восточнее побережья Сингапура, во время северного ветра.

Астролог стонал и ругался, оценивал и подсчитывал и в конце концов представил за большие деньги гороскоп, полный супружеской гармонии, счастья и благословения детьми. Для свадьбы он рекомендовал один особенно благоприятный день: в период восточного ветра, в месяц панкуни тамильского календаря, в апреле.

Ночь была тихая.

Слышен был лишь ветер, шепчущий в листве высоких деревьев, которые он поселил здесь еще саженцами в молодом саду. Недавно к ним добавились еще три дерева: фиговое, баньян и маргоза, в честь трех божеств: Шивы, Вишну и Шакти.

Тихо бормотала река по ту сторону сада, более оживленно била о причал из камня и дерева, который он велел построить для своей лодки. В сырых лугах приглушенно квакали лягушки, и где-то над его головой тявкал геккон в балках веранды.

Большой дом он построил себе, почти такой же большой, как Истана, дворец султана Джохора.

Ослепительно белыми были высокие, просторные комнаты на двух этажах, с темным, полированным деревом полов, балок и лестниц, возведенных просто и скромно, почти скупо. Дом, пронизанный светом, был невесом, нежно подсвеченный зеленью деревьев и кустов, весь в солнечных зайчиках от ряби на воде. Дом был воздушный, пропитанный дыханием реки, предвестием близости моря. Взмахами крыльев и пением птиц, шорохом сизых стрекоз.

Он назвал свой дом Кулит Керанг. Как и корабль. Скорлупка раковины.

В эту ночь стояла драгоценная тишина, благотворная после бурных предыдущих четырех дней веселья.

Эта свадьба была опьяняющим праздником в доме невесты, украшенном чем только можно, с навесом, ведущим до Клинг-стрит, с балдахином из шелка и с цветочными гирляндами. Висванатан пригласил половину Сингапура, по меньшей мере индийскую часть и многих китайцев. Гости Рахарио, горстка его лучших мужчин, таких же оранг-лаут, как он, полностью потерялись в этой толпе, шумливой и праздничной.

Четыре дня были заполнены с утра до позднего вечера торжественными ритуалами и жестами, а вечером четвертого дня большая церемония достигла своей кульминации. После ритуальных омовений, жертвоприношений и воззваний к богам невеста и жених обменялись подарками в виде роскошных одежд, и Рахарио забрал свою невесту из рук ее отца. Они украсили друг друга гирляндами из цветов, и семь раз обошли вдвоем вокруг костра, потом проехали по всему городу в открытом, украшенном цветами экипаже от Клинг-стрит через реку Сингапур и сюда, к дому Рахарио.