Лаура Кинсейл - Цветы из бури

— Молодой человек, ваша милость, из Ланкастерской школы, хочет поговорить с вами.

— Пожалуйста, сэр, — сказал мальчик, едва Кристиан успел поднять брови. — Я староста в школе. Друг Тиммс учит нас арифметике. Я пришел от него сказать что-то. — Он закрыл глаза, чтобы повторить по памяти. — Я бы попросил минуту твоего времени, чтобы решить задачку. Можно ли мне прийти к тебе. — Мальчик открыл глаза. — И если герцог скажет «нет», я должен извиниться за Друга Тиммса и уйти, а если герцог скажет «да», он может прийти, то я должен сказать, что друг Тиммс преподает в Четвертый день — то есть в среду и друг Тиммс может прийти после этого в Белгрейс-Сквейр в два. Только в это время он может прийти один. И герцог знает, почему. Это все, сэр. — Он перевел дыхание, рассматривая свои руки.

Кристиан ничего не делал, просто сидел и смотрел на глухую стену сада. В душе у него зажглась маленькая горько-сладкая искра.

— Ты пойдешь в каретный сарай, — сказал он мальчику. — Посмотри на карету. Запомни ее. В среду в два часа… она будет стоять около школы. Ты найдешь… Ты возьмешь Тиммса в карету… и она приедет ко мне.

— Да, сэр. — Мальчик натянул шляпу.

Кристиан был взволнован, как девушка, пока Кальвин проводил Тиммса в библиотеку и предлагал ему располагаться.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил он, стоя в стороне, когда дворецкий вышел.

Под низкими полями своей шляпы Тиммс повернулся на звук голоса Кристиана.

— Телесно я здоров, — спокойно ответил он.

Кристиан не мог сказать, было ли осуждение в его голосе. Он пошевелил пальцами правой руки. Комната, казалось, наполнилась тяжелым молчанием.

— А Мэдди? — спросил Жерво очень тихо. Ее отец слабо улыбнулся и кивнул.

— Я не знаю.

Кристиан подошел к письменному столу, где сидел Тиммс, и поставил свой стул с другой стороны.

— В чем задача… вы хотите, чтобы я посмотрел?

Тиммс не принес ни бумаг, ни вырезанных цифр. Он кратко описал уравнение, такое простое, что Кристиан даже не стал записывать его. В задаче он предложил очевидное определение переменной.

— А, — Тиммс еще раз слабо улыбнулся, как будто ответ вызвал у него иронию, а не удовлетворение. Конечно.

Кристиан ожидал увидеть другого человека, такого, который бы бросил ему настоящий вызов. Тиммс же ничего не сказал.

— Вы никогда не приходили… только за этим, — наконец сказал Кристиан.

— Я думал, это займет побольше времени, — сказал Тиммс.

Кристиан спросил:

— Бумага идет… иным способом?

— Я не сделал прогресса, произнес Тиммс. — Боюсь, мне надо было больше усвоить в твоей прекрасной математической библиотеке в замке и дать себе там волю.

— Вы останетесь обедать?

— Я не могу. Дочь не знает, что я пришел сюда. — Кристиан резко отпрянул от стола, подошел к окну.

— Она бы… рассердилась?

— Не рассердилась, конечно. Я не хочу огорчать ее.

— Огорчать?

Кристиан закрыл глаза.

— Завтра месячное Собрание. Она должна будет читать там свое письмо. Собрание потребовало, чтобы она послала копию письма в газету и твоему приятелю Дарэму, который устроил ваш брак.

Кристиан повернулся.

— Ее письмо? — спросил он. — Что за письмо?

Тиммс поднялся. Его руки чуть касались края стола.

— Приходи на Собрание, друг, — сказал он. — И ты услышишь.

Каждое утро Мэдди вместе с Констанцией ходила в работный дом и носила туда еду для старух и детей. И в это утро она пошла, как всегда, хотя предстоял день ее позора, когда ее должны были осудить на Собрании. Их дорога лежала по задворкам деревни, мимо полей и питомников. По ту сторону участка вспаханных на зиму земель, не доходя работного дома, на углу, где тропинка поворачивала во двор, отчетливо виднелся какай-то странный предмет.

Джерсейская корова была привязана к сухому дереву, она стояла у стога сена и жевала. Они видели ее здесь каждый день, но сегодня на середине грязной тропинки, за коровой стояли два лакея в париках и ливреях, по бокам странного призрака: Леди де Марли, которая сидела на позолоченном стуле, а ноги ее были изящно поставлены на подходящую скамейку. Закрытая карета ожидала поодаль, загораживая дорогу по ту сторону.

Констанция только сказала:

— Что бы это могло быть? — и продолжала идти вперед. Мэдди все медленнее передвигала ноги, а за двадцать ярдов до заграждения она остановилась.

— Думаю, я должна пойти назад.

Констанция посмотрела на Мэдди, а лицо ее было таким же круглым, кротким и спокойным, как у джерсейской коровы.

— Это всего лишь мирское испытание, — сказала она так спокойно, что Мэдди осмелела. — Мы просто пойдем дальше.

Они подошли к леди де Марли так близко, что Мэдди могла видеть резной нефритовый флакон с нюхательной солью, который лежал на коленях старой дамы.

— Как трогательно, — старческий голос ясно и сильно прозвучал в воздухе. — Мы расхаживаем по нашим маленьким благотворительным заведениям, не так ли?

Мэдди не ответила. Она хотела свернуть, но лакей загородил ей дорогу.

— Мы будем говорить, герцогиня, — сказала леди де Марли. — Здесь и сейчас или в другое ближайшее время и другом месте.

Мэдди отошла от лакея.

— Я не герцогиня.

— Нет. Оказалось, что ты просто трусливая женщина. — Тетка герцога была закутана в богатые шали, ее колени покрывал прекрасный шерстяной плед, а руки были засунуты в соболью муфту.

— Проходи, Архимедия, — сказала Констанция, посторонившись.

— Почему бы не дать ей послушать? — спросила леди де Марли. — Если я дьявол, который пришел искушать ее, то неужели она недостаточно сильна, чтобы не поддаться?

— Ты не дьявол, а лишь еще одно волнение для нее, — возразила Констанция. Сегодня ей предстоит достаточно испытаний.

Мэдди была уязвлена предположением, что нечто, чем в качестве искушения может соблазнять ее леди де Марли, сможет уничтожить ее намеренье стать настоящим квакером.

— Пусть говорит. Она не скажет ничего, что могло бы расстроить меня.

— Жерво плохо, сообщила леди де Марли.

Мэдди быстро повернулась, в горле пересохло.

— Плохо?

Леди де Марли заслонилась.

— А ты говоришь, что я не могу расстроить тебя.

Краска залила щеки Мэдди. Она почувствовала, как кровь ударила в голову. Ее затрясло, и это было слишком заметно.

— Есть милосердие в душе Архимедии, потому она и озабочена благополучием своего собрата, — произнесла Констанция.

— Неужели? — сухо удивилась леди де Марли. Она наклонилась, поправляя шаль на золоченом стуле. — Он достаточно хорошо себя чувствует, девочка, достаточно хорошо, чтобы обругать меня за вмешательство. Ты знаешь, в чем мой интерес? — Она остановила Мэдди пронизывающим взглядом. — Есть ли надежда?

Мэдди поняла ее. Она думала о «посылке», об узелке в руках девочки, его родной крови, оставленной ждать на аллее. Но такой ребенок не должен был отвечать за то, что требовала леди де Марли.