Сьюзен Кинг - Пронзенное сердце

— Лакомый кусочек! — Эмилин с негодованием выпрямилась. — Мой брат по праву носит титул барона Эшборна! Он уплатил все налоги на вступление в наследство, но король арестовал его, потому что налог на землю внезапно оказался выше, чем обычно. Казна Эшборна истощена пошлинами и штрафами, а король требует даже доход от весеннего окота овец и стрижки шерсти. Но как только все будет уплачено, брата тут же выпустят. Конечно, это несправедливый налог, на самом деле это выкуп за свободу Гая, но мы отдадим его. Никто не получит эту землю, милорд!

— Но ваш брат молод! — перебил девушку Уайтхоук. — А молодой барон — это как будто и не барон! Кроме того, король подозревает сэра Гая в государственной измене.

— Измена! — возмущенно воскликнула Эмилин. — Я не слышала о подобном обвинении!

— Но ведь он сочувствовал тем мятежным баронам, которые, начиная с прошлой осени, требуют хартию свободы, — спокойно произнес граф. — Известно, что он встречался с единомышленниками относительно старой хартии короля Генри, на основе которой и собираются создавать новый документ. Ваш брат не уплатил отступные и в прошлом году отказался, как, впрочем, и многие другие, воевать за короля Джона во Франции. — Говоря это, барон неприязненно взглянул на собственного сына. — Конечно, только королю принадлежит право решать, что делать с этим поместьем, когда собственность преступника законным путем превратится в собственность короны. — Разрезав своим ножом яблоко, он отправил кусочек в рот.

— Я бы хотела узнать содержание королевского послания, — с трудом, сквозь зубы, проговорила Эмилин. — Жив ли мой брат и здоров ли он?

— Разрешите поблагодарить за прекрасный ужин, — вместо ответа проговорил Уайтхоук, доедая остаток яблока. Он сполоснул пыльцы в чаше с розовой водой и вытер их салфеткой. — Скоро вы все узнаете. А сейчас извините меня. Я должен посоветоваться со своими людьми. — Он встал и поклонился, потом, тяжело ступая по каменному полу подкованными сапогами, прошел к выходу.

Эмилин ожидала, что барон тоже уйдет, но он остался сидеть, задумчиво глядя, как удаляется; отец. Пламя камина озаряло неровным, дрожащим светом его тонко очерченное лицо. Девушка подумала, что рыцарь сейчас напоминает раскрашенную скульптуру Святого Михаила, изображенного в доспехах, но пребывающего в глубоком раздумье. Тона и оттенки были глубоки, строги и очень гармоничны. Единственное, что смягчало образ, — это волосы. Пышная копна цвета красного дерева мягко касалась щек и спускалась на мощную, мужественную шею.

Рыцарь повернулся и взглянул на девушку. Глаза под темными бровями сияли, как дым, отраженный в серебряном кубке.

— С вашего позволения, леди! — тихо произнес он, поднимаясь. С едва заметной неровностью в походке прошел через весь зал и исчез за дверью. Кэдгил, который лениво грелся у камина, поднял голову, преданно посмотрел вслед барону и снова задремал.

— Неблагодарный ты негодяй! — с шутливой и дружеской укоризной бросила псу Эмилин и направилась вслед за гостем.

Небольшой холл освещали смолистые факелы, вставленные в железные держатели высоко на стене. Когда девушка выходила, отодвинув занавес, барон неожиданно повернулся, и они едва не столкнулись.

— Это послание — не просто очередное требование денег, — твердо произнесла девушка. — Скажите мне правду. Я хочу услышать ее сейчас!

— Нет! — отрезал рыцарь. Он не отступил в сторону, но не отступила и Эмилин.

— Что с моим братом? Скажите мне, милорд!

— Не могу! — Он поднял взгляд и медленно оглядел холл. Фигура его резко вырисовывалась в свете факелов. — Эта лестница — прекрасный материал для работы декоратора, миледи!

И холл, и лестница, которую называли стенной из-за того, что она была высечена в толще огромной внешней стены главной башни, представляли собой просто обширную площадку с каменными ступенями, ведущими к широкой входной двери, которая имела форму арки. А следующий пролет винтовой лестницы вел уже к спальням. Стены лестницы были расписаны от пола до потолка. Геометрические фигуры, волнистые линии, декоративные орнаменты покрывали штукатурку. В янтарном свете краски казались теплыми и глубокими. По обе стороны двери, ведущей в большой зал, были изображены рыцари в боевых доспехах. Они сидели верхом на конях, покрытых красными попонами. Глядя вниз с высоты, белокрылые архангелы парили на усеянном бриллиантами красно-синем небосклоне.

— В этих фресках чувствуется рука мастера, — продолжал гость. — Они принадлежат кисти кого-то из местных художников? — Как бы невзначай он взглянул на девушку.

Эмилин растерянно думала, что бы на это ответить. Она была слишком поглощена мыслями о королевском послании. Барон снова задал вопрос, на сей раз прямо указав на фреску. Девушка сжала губы и нахмурилась. Во многом это была ее собственная работа, выполненная под руководством дяди Годвина примерно год назад, вскоре после ее возвращения из монастыря. Суровая зимняя погода однажды заставила художника остаться в семье брата дольше, чем он предполагал погостить. Тогда-то он и задумал эту роспись: рыцари предназначались в подарок отцу Эмилин, а ангелы воплотили память о матери. Гордясь талантом дядюшки, хозяйка замка совершенно не представляла ценности собственного вклада в их общее творение. Ее кисти принадлежали декоративные орнаменты, руки, ноги и развевающиеся одежды архангелов. До этого девушке приходилось рисовать лишь крошечные миниатюры для книг, а той зимой она узнала многое о технике фресковой живописи — масштабной и выразительной.

Наконец, после долгого молчания, Эмилин смогла ответить на вопрос:

— Это работа моего дяди Годвина из Вистонберийского аббатства, — пояснила она. Все-таки ей не терпелось выяснить содержание королевского документа. — Сейчас он монах Йоркского монастыря и искусный художник. Он расписывает фресками стены приходских церквей, иногда и замков. Его заработок поступает в обитель, поэтому ему время от времени разрешают уезжать из монастыря. Да, кстати, в аббатстве он руководит мастерской по переписке книг.

— У этого художника прекрасное чувство цвета и линии! Я знаю аббатство. Оно расположено совсем недалеко от моего дома, замка Хоуксмур, — заметил Николас. — Я постараюсь купить там какой-нибудь манускрипт. — В слабо мерцающем свете он снова повернулся к противостоящим друг другу рыцарям; от этого небольшого движения кольчуга его тихонько звякнула. — Если можно, я повнимательнее рассмотрю все это богатство утром, при естественном свете, прежде чем мы покинем замок. — Внезапная дрожь охватила Эмилин, холод дурного предчувствия — как будто он намекнул, что ей придется уехать вместе с ними. Она прогнала от себя эту мысль: конечно же, он имел в виду лишь то, что уедут они с отцом и их отряд.