Кэндис Кэмп - Роковая любовь

— А теперь беги и вымой руки. Будем ужинать.

Энэлайз посмотрела вслед сыну и подумала, что сердитый дядя в доме Шэфферов был, конечно, Марком. Кто еще, кроме него, мог довести Фрэнсис до слез?! Кто еще, кроме него, мог позволить кричать на нее?! Видимо, Фрэнсис приготовила обоим сюрприз — встречу друг с другом, но попала Марку под горячую руку.

Конечно же, Марк возвратился после окончания войны домой, но даже не попытался навестить ее. Было ясно, что он и впредь собирается соблюдать свое обещание никогда не встречаться и не расспрашивать о ней. Но неужели он распространил это на собственного сына? Как же я была глупа, все еще продолжая хранить ему верность!

Мы с Джонни ему не нужны. Оставаясь верной этому браку, она лишит мальчика отца, а себя — полного женского счастья. Это несправедливо.

Ей придется выбросить Марка из своего сердца, так же, как это сделал он!

За ужином Энэлайз была рассеянна и плохо улавливала, о чем болтал Джонни. Уложив мальчика в кроватку, она торопливо рассказала ему сказку и спела привычную колыбельную. Когда же Джонни заснул, Энэлайз быстро поднялась к себе. Постояв немного перед зеркалом, она поправила прическу, затем накинула плащ и вышла из дома.

Если она не предпримет решительного шага сейчас, узнав, что Марк не только не явился к ней, но и накричал на их собственого сына, то потом — у нее не хватит воли.

На улице она окликнула извозчика и назвала ему адрес Курта Миллера. Было очень страшно и, конечно, неприлично так поздно ехать к нему.

На следующее утро об этом узнают все и будут шокированы. Энэлайз слабо улыбнулась — ей не привыкать.

Дворецкий сразу проводил ее в кабинет Курта. Как и положено вышколенному слуге, он ничем не высказал своего удивления по поводу ее столь позднего визита.

Когда Курту доложили о приезде Энэлайз, он на минуту замер — поняв, что сейчас решится его судьба. Тревога, удивление и восторг охватили его. Он стремительно направился в кабинет, где ждала его любимая женщина.

— Энэлайз?! Что… что случилось?

— Ничего, Курт. Честное слово, ничего не случилось, не волнуйся. — Она почувствовала, как ее решимость вдруг резко упала, но продолжала, — Курт, сегодня вечером я решила для себя все. Джонни видел в доме Шэфферов Марка. Тот накричал на мальчика, когда Фрэнсис привела его к нему. Я была так глупа. Я пришла сказать, Курт, что я принимаю твое предложение. Я разведусь с Марком и выйду за тебя замуж.

Курт, не веря своим ушам, стоял, как завороженный. Его лицо озарилось радостной улыбкой.

— Энэлайз, любовь моя, — произнес он и сжал ее в своих объятиях.

Марк проснулся испуганный, весь в холодном поту. Он снова видел во сне Энэлайз.

Она, одетая в белую ночную сорочку, стояла перед ним. Ее прекрасные локоны разметались по плечам. Энэлайз выглядела так же, как и в их первую ночь. Она улыбалась ему, а он шел ей навстречу. Но вдруг солдат в голубой форме, появившийся между ними, схватил Энэлайз, которая стала кричать и вырываться из его рук, но безуспешно. Офицер разорвал ее одежду и грубо бросил на землю. А Марк в это время стоял как вкопанный, его ноги налились свинцом и не в силах двинуться с места он, цепенея от ужаса, смотрел, как насилуют Энэлайз. Он видел ее большие голубые глаза, умолявшие о помощи, слышал ее душераздирающий крик, но оставался недвижим. Его переполнял дикий гнев, но при виде обнаженного тела Энэлайз он, как всегда, почувствовал желание. Сделав свое дело, солдат встал, и Марк впервые увидел его лицо. Солдатом в голубой форме был он сам, ужаснувшись, понял Марк.

Сердце его бешено заколотилось, и он проснулся. Неужели он никогда не перестанет думать о ней? Она врывается даже в его сны!

Чертыхаясь, он здоровой рукой потянулся к бутылке, стоящей на столике, рядом с кроватью. Неловко задетая бутылка тихо звякнула и чуть было не опрокинулась.

— Мне надо выпить, чтобы успокоиться, — сказал он сам себе и, действуя, на этот раз осторожней, достал бутылку.

— Ну, вот, а говорят, что я сам о себе не смогу позаботиться!

Марк медленно, не выпуская бутулку из руки, сел и принялся ее откупоривать. Сделав большой глоток, он с облегчением почувствовал, как огненная жидкость обжигая горло, пошла внутрь.

В последнее время он пил уже не для того, чтобы заглушить боль; она его почти не мучила. Он пил, потому что если не напивался до бесчувствия, то постоянно думал об Энэлайз.

Дверь открылась, и на пороге показалась фигура его назойливого адъютанта.

— Сэр, с Вами все в порядке? — спросил он.

— А, Джексон! Надо сказать, что ты следишь за мной как преданная жена и даже больше, — саркастически приветствовал его Марк, отдавая бутылкой честь. — Такой кошачий слух надо иметь разведчикам.

Джексон не отвечал. Полковник говорил такое слишком часто, и Джексон предпочитал не возражать ему.

Он вошел в комнату, зажег керосиновую лампу на столике и, как обычно, уселся в свое кресло дежурить.

«И к чему так напиваться?» — рассуждал он про себя.

— Все вспоминаете о ней, — произнес он вслух. Это был не столько вопрос, сколько утверждение.

В ответ Марк только громко расхохотался и сделал еще один большой глоток из бутылки.

Понять, как женщина может настолько сбить мужчину с толку, Джексон никак не мог. Если бы на месте полковника был другой человек, то сержант решил бы, что тот сошел с ума. Но его командир был настолько бесстрашен и хладнокровен, когда водил солдат в сражение, и такое простое объяснение не устраивало Джексона. Именно командиру, тогда еще бывшему майору, сержант был обязан жизнью — тот вытащил раненого сержанта с поля боя. На фронте Марк Шэффер стал живой легендой. Рассказы о его бесстрашии и хладнокровии были нисколько не преувеличены.

Сержант, бесконечно ему преданный, сам неоднократно был свидетелем, как полковник выполнял самые опасные задания, мгновенно принимая решения, позволявшие им всем остаться живыми и невредимыми.

Джексон, будучи обязанным своему командиру жизнью, ненавидел женщину, из-за которой этот сильный человек катился сейчас в пропасть.

Еще на фронте сержант замечал, что майор всегда с нетерпением ждет почты, хотя и старается скрыть свое волнение. Он быстро просматривал полученную личную корреспонденцию, но не радовался, а наоборот, все глубже залегали у него на лице горестные морщины. Но самое плохое время наступило, когда командир вернулся из короткого отпуска домой. Он и раньше был одним из самых храбрых командиров, но теперь явно было видно, что он ищет смерти. Добровольно он вызывался выполнять самые опасные задания, а в боях бросался в гущу сражения, как тигр. Но удача долго сопутствовала ему.

Он прошел невредимым через все кровопролитные сражения, особенно у Вилдернесса и только в последнем бою пролетевший снаряд разорвался рядом, поразив крупной шрапнелью всю левую половину тела.