Барбара Картленд - Недосягаемая

Прибыли медсестры, и внезапно со всех сторон зазвучало имя Ангуса Маклауда: «Не знаю, что мистер Маклауд скажет по этому поводу». «Было бы хорошо, если бы мистер Маклауд одобрил это». «Мистер Маклауд всегда делает именно так».

Элизабет даже начало раздражать, что она как комендант имеет так мало веса по сравнению с желаниями великого мистера Маклауда. Но встретив его, она все поняла. Больные обожали своего доктора. Дело было вовсе не в его словах — он был родом из Шотландии, потому говорил очень мало, — а в том, что он давал им уверенность, а еще стимул и желание поскорее выздороветь. Они старались чувствовать себя лучше просто для того, чтобы сделать ему приятное. Когда она обходила палаты, они обычно говорили:

— Рана почти зажила, мисс. Как вы думаете, что на это скажет доктор?

— Он будет доволен, — неизменно отвечала она.

— Уж надо полагать!

Они посмеивались про себя при мысли о том удовольствии, которое доставят мистеру Маклауду. Элизабет признавала, что это был великий дар. Иногда больных здесь собирали по кусочкам, а уезжали они для последующего лечения настоящими выздоравливающими как телом, так и душой.

А затем постепенно она обнаружила, что ждет визитов Ангуса Маклауда с не меньшим нетерпением, чем больные и персонал. «Сегодня приезжает мистер Маклауд», — произносил кто-нибудь из сестер, и эти слова отзывались в ее душе, вся больница ждала его.

Но ей редко случалось бывать с хирургом наедине, только однажды вечером, после особенно тяжелой операции, он вошел к ней в гостиную, и, заметив его усталость, она налила ему выпить. Они сидели перед огнем, и, взглянув на нее, Ангус Маклауд неожиданно спросил:

— Что вы будете делать после войны?

Вопрос испугал Элизабет: она никогда не спрашивала себя об этом. Потом подумала, как война изменила всю ее жизнь. Ей нравилось, что у нее в доме устроен госпиталь, теперь каждый час ее дня был заполнен делом.

Вопрос Ангуса Маклауда вызвал серию картин, быстро промелькнувших в ее голове. Она увидела съезд гостей на охоту, когда Эйвон-Хаус превращался в подобие постоялого двора. Она увидела, как обходит свое поместье с визитами, выполняя поручения викария, как устраивает праздники в саду и организует благотворительные базары. И везде она была рядом с мужем — постаревшим, еще более угрюмым и ворчливым Артуром, который с каждым годом становится все более нетерпимым. Вздрогнув, Элизабет услышала свой ответ:

— Не знаю, еще не думала.

— Не пойму, почему я спросил вас об этом, — сказал Ангус Маклауд, нахмурив брови, но она все равно уловила жалость в его глазах. — У вас чудесный дом. — Он поддерживал заурядный разговор, и тогда совершенно неожиданно она отбросила всякое притворство.

— Что я буду делать? — спросила она. — Найдется ли для кого-нибудь из нас, бесполезных людей, дело в новом смелом мире, о котором сейчас столько говорят?

Тогда он рассмеялся, и его смех рассеял мрак и опасения, сгустившиеся над ней.

— Вы знаете, чего я боюсь? — спросил он. — Всех этих женщин-организаторов. Знаете ли вы, что мы научили тысячи, если не миллионы женщин всех возрастов, всех классов и всех типов использовать свои организаторские способности? Я начинаю опасаться, что у обычного мужчины не будет никаких шансов.

Элизабет рассмеялась вместе с ним и неожиданно сделала открытие: она разговаривает сейчас так, как не разговаривала уже многие годы, — рассказывает ему кое-что из своей жизни, только самое главное, но отчего-то она была уверена, что он сумеет домыслить ее рассказ.

Весь разговор продолжался не очень долго, но, когда Маклауд, поблагодарив, ушел, она поняла, что в ее жизни свершилось нечто важное. Элизабет постояла одна в своей комнате, прижав руки к щекам.

Это было начало. Оставалось лишь сделать шаг к тому, чтобы признаться самой себе: Ангус Маклауд интересует ее больше, чем кто бы то ни было. Она кое-что узнала о нем — что он родом из северной Шотландии, что его родители бедны и что ему удалось пробиться благодаря стипендии Эдинбургского университета. Всю жизнь у него почти не оставалось времени для отдыха или развлечений. Он просто работал и работал, с упорством стремясь к вершинам своей профессии

— Мне везло, — сказал он ей однажды. — Операции, которые я выполнил, когда впервые оказался в Лондоне, были успешными. В любом хирургическом случае без элемента везения не обойтись.

Сестры и санитарки рассказывали иначе.

— Его мастерство изумляет, — говорили они. — В то же время он воодушевляет своих больных, заставляет их стремиться к жизни, и они не хотят разочаровывать его своей смертью.

Ангус Маклауд отсылал всех раненых, которые больше всего его интересовали, в Эйвон-Хаус. Поместье располагалось недалеко от Лондона, и ему было легче оперировать там, где больные могли находиться в покое, в оздоровительной деревенской тишине. Он появлялся в любой час дня или ночи, но обычно заранее звонил старшей медсестре, и Элизабет постепенно привыкла разбираться в его коротких сообщениях. Она уже не скрывала от себя, что хочет его видеть, и когда не была абсолютно уверена во времени его приезда, то никак не могла себя заставить покинуть дом хотя бы ненадолго. Она ждала его, оставляя дверь в гостиную открытой так, чтобы услышать шаги, когда он будет проходить по огромному, не застланному коврами холлу. Она стыдливо спрашивала самое себя, догадывается ли он, что многие из вопросов, которые она задавала, служили лишь предлогом, часто довольно неубедительным даже на ее взгляд, и все же он тоже, казалось, был рад видеть ее. Но когда она замечала, как он улыбается сестрам и сиделкам и как те сразу оживляются, то с горечью признавалась, что значит для него не больше, чем комендант его любимого госпиталя.

Сейчас, по дороге домой, Элизабет подыскивала предлог, чтобы поговорить с ним наедине, когда обед подойдет к концу. За столом будет, конечно, Артур; он, как всегда, примется ворчать по поводу Министерства сельского хозяйства и пустится в длиннющий монолог о множестве трудностей и несправедливостей, которые, по его мнению, необходимо немедленно исправить.

Все тридцать два года своей жизни, с горечью подумала Элизабет, она выслушивала, как ее отец и Артур сокрушаются, что страна катится в пропасть. «Однажды она действительно скатится, — думала Элизабет, — и тогда они успокоятся». Все им было плохо, и ей казалось, что в них нет ни малейшего чувства благодарности к жизни. Раз или два она попыталась убедить Артура, насколько повезло Англии по сравнению с оккупированными странами Европы. Но очень скоро она поняла, что Артур не мог вытерпеть никаких сравнений с Англией, точно так же как не мог широко взглянуть на вещи. Для него имели значение только собственные маленькие интересы, только его личные беды. «До чего же он узколобый», — однажды со злостью произнесла Элизабет про себя и тут же устыдилась, что так враждебно критикует Артура, пусть даже не вслух.