Барбара Картленд - Искушения Парижа

Теперь Гардения прекрасно понимала поведение лорда Харткорта, тем не менее вспоминая их поход в ресторанчик на берегу Сены, чувствовала себя отвратительно — у нее начинала кружиться голова, а желудок сводило от приступа тошноты.

«Сейчас я не должна тонуть в своем горе, поразмыслю обо всем позднее, — решила она. — Поплачу об утраченной любви к человеку, с которым была знакома так недолго, подумаю, как мне жить в одиночестве. Но это потом. А сейчас мне следует заботиться о тете и надеяться на то, чтобы барон и в самом деле оказался таким, каким она его описывает».

Взгляды всех присутствовавших в зале устремились на двух женщин, когда они вошли в игорный зал казино.

Гардения не могла не отметить, что мужчины, стоявшие вокруг столов — молодые и в солидном возрасте, — приветствовали ее тетю с искренней радостью.

— Боже мой! Сейчас начнется настоящее веселье! — воскликнул один из них, человек средних лет. Герцогиня легонько шлепнула его по щеке и только после этого представила племяннице.

Прежде чем Гардения успела сообразить; что происходит, ее тетя устремилась к тому столу, за которым играли в Cheminde-Fer, села за него и достала из сумочки хрустящие банкноты, любезно предоставленные мсье Жаком.

— Тетя Лили, — прошептала ей на ухо Гардения, подбежав к столу за ней следом.

Герцогиня отмахнулась от нее.

— Не отвлекай меня, детка. Я терпеть не могу, когда во время игры кто-то пристает ко мне с разговорами. Пойди поищи себе какого-нибудь приличного молодого человека и попроси его чем-нибудь тебя угостить. Кстати, я смертельно хочу шампанского!

Несколько мужчин мгновенно поднесли столик и поставили его рядом с герцогиней. На него через несколько секунд водрузили ведерко со льдом и бутылкой шампанского.

Гардения медленно побрела прочь. Ей казалось, наблюдать за игрой тети будет для нее невыносимым занятием. Подойдя к соседнему столу, она обвела невидящим взглядом толпу игравших в рулетку людей и, как будто под воздействием какого-то заклинания, вернулась к герцогине.

Та выигрывала: столбик ее фишек немного подрос.

Но впоследствии стал с катастрофической скоростью уменьшаться. А потом и вовсе исчез.

Герцогиня опять достала из сумочки деньги. Гардения с ужасом заметила, что это были те последние купюры, которые оставались от денег, выданных ей мсье Груазом.

Она страстно желала остановить тетю, но знала, что та просто не услышит ее слов.

Герцогиня весело смеялась, поворачиваясь к мужчинам то справа, то слева от нее, обмениваясь с ними какими-то шутками.

Гардения сложила вместе ладони и принялась безмолвно молиться. Если тетя проиграла бы и эти деньги, у них не осталось бы абсолютно ничего.

Герцогиня заказала еще шампанского.

Люди, толпившиеся у стола, напряглись и заволновались.

Гардении казалось, что это волнение можно ощутить руками, настолько интенсивным оно было.

— Banco, — сказала герцогиня.

Гардения не знала правил игры, но понимала, что тетя сражается с темноволосым греком средних лет. Люди подались вперед и замерли.

Гардения догадалась, почему вдруг стало так тихо: рядом с греком лежала куча купюр, рядом с ее тетей — ничего. Все ждали исхода этой безумной схватки.

Герцогиня вновь открыла сумочку, но, увидев, что в ней больше нет денег, поднялась на ноги, неожиданно грациозным жестом сняла с шеи ожерелье и швырнула его на стол.

— Двадцать тысяч франков! — крикнула она.

Толпа ахнула.

Грек кивнул.

— Как пожелаете, мадам.

Он взял карты с лотка — две для себя, две для герцогини.

Она поднесла свои прямо к лицу.

Грек показал всем, что выпало ему.

— Chinq a la banque! — крикнул крупье.

— Грек взял еще карту.

— Neuf a la banque! — объявил крупье абсолютно бесстрастно.

Герцогиня, слегка пошатываясь, поднялась на ноги и бросила на стол карты.

Ее светлость проиграла.

Она медленно развернулась и неуверенной походкой слепца поплелась к выходу.

Гардения последовала за ней.

Тетя Лили проиграла. Они обе проиграли!

Гардения проплакала всю ночь. Когда они вернулись в свой роскошный номер, она раздела тетю и уложила ее в кровать.

Та, сраженная проигрышем и опьяневшая, не разговаривала и плохо соображала. Гардения понимала ее состояние и тоже не произносила ни слова.

Лишь закрывшись в своей комнате, сняв платье и подойдя к окну, она дала волю слезам. Они покатились по ее щекам обильными бесконечными ручьями. У нее было такое чувство, что ей никогда не успокоиться.

Она пыталась убедить себя в том, что плачет из-за тетиного проигрыша, из-за опасности и безнадежности ситуации, в которой они оказались, из-за неизвестности будущего. Но в глубине души знала, что все это не правда. На самом деле ее слезы были вызваны страданием по утраченной любви, так недолго радовавшей ее, ускользнувшей так внезапно в тот момент, когда она раскрыла ей свои объятия. Страх и одиночество сводили с ума, а сердце стонало и рвалось на части.

Воспоминания о пьянящем восторге тех недолгих мгновений, когда ей казалось, что ее тоже любят, до сих пор были живы в памяти. Она закрывала глаза и вновь и вновь переносилась в то чудесное утро, когда мир восторгал ее, а будущее обещало быть ярким и прекрасным.

— Дура, какая же я дура! — шептала она, умываясь слезами, но даже самобичевание не помогало ей избавиться от боли и чудовищного чувства опустошенности.

Она плакала несколько часов напролет, но потом усилием воли взяла себя в руки и осознала, что никто, кроме нее, не поможет тете. Ей надлежало решить, как им быть.

Если за ночь, проведенную в тетином купе, она превратилась из ребенка в женщину, то сейчас из несчастной и растерянной родственницы — в человека самостоятельного и твердого.

Отойдя от окна, картина за которым была чересчур великолепной, чтобы смотреть на нее в таком состоянии, она принялась ходить взад и вперед по устланному ковром полу комнаты.

Необходимо было что-то предпринять, и чем быстрее, тем лучше.

Гардения мысленно оценила все, что у них оставалось ценного: несколько бриллиантов в чемоданчике для драгоценностей — в трех брошах, паре сережек и двух кольцах. За эти богатства они могли получить какую-то сумму, но вряд ли сумели бы продать их за те деньги, которых они действительно стоили.

«Теперь весь город станет болтать о тете, — подумала Гардения, вздыхая. — Люди догадаются, что у нее возникли финансовые затруднения, в противном случае она никогда не бросила бы на игорный стол бриллиантовое ожерелье.

Завтра слухи дойдут до управляющего отелем, и он, естественно, насторожится. А вскоре и о настоящей причине внезапного отъезда тети из Парижа станет известно всем. Тогда нас попросят выселиться из отеля…»