Барбара Картленд - Укрощение леди Лоринды

Она развязала шнурок, накрыла Дурстана двумя одеялами и очень осторожно подложила ему под голову подушку.

Он по-прежнему не приходил в себя. Сначала Лоринда хотела влить ему немного бренди между губами, но потом решила не делать этого.

Она уже полностью освободила его тело от камней и стала нащупывать рукой под ним, не попал ли он случайно на какой-нибудь валун, причинявший ему лишние неудобства.

В данной ситуации она ничего больше не могла сделать. Солнце уже клонилось к закату, а это означало, что им придется провести ночь здесь. Даже если бы море улеглось в течение нескольких часов, подойти на лодке к подножию утесов было невозможно: множество наполовину погруженных в воду камней нельзя было обойти иначе как при дневном свете.

Лоринда не сомневалась, что поверенный сделает все от него зависящее, чтобы к утру обеспечить помощь.

А пока ей необходимо было не только сохранить Дурстану жизнь, но и самой не простудиться. Она мягко прикоснулась сначала к его рукам, потом к лицу.

Сейчас, с закрытыми глазами, он казался ей моложе и куда менее грозным, чем в их прежние встречи. Она даже испытывала к нему чувство, близкое к состраданию, так как перед ней был уже не прежний Дурстан, властный, высокомерный, внушавший ей страх своей непредсказуемостью, а просто страдающий человек.

Мысль, что она виновата в случившемся, причиняла ей почти физическую боль. Да, она виновата, что пошла гулять к скалам вместе с Цезарем. Обладай она хотя бы малейшей долей здравого смысла, то могла бы предвидеть опасность и держала пса на поводке.

«Все мое поведение с самой свадьбы было одной сплошной ошибкой», — всхлипнула Лоринда.

Она вспомнила свой вчерашний поступок, вспомнила, как жестоко обошлась с Айше. Ее охватила дрожь — нет, не от холода, а от мучивших ее угрызений совести. Как она могла настолько потерять самообладание, чтобы поддаться приливу злобы?

«Никогда больше я не стану… даже просто носить шпоры, — поклялась она себе, — никогда в жизни!»

Чувствуя себя глубоко несчастной, Лоринда инстинктивно придвинулась поближе к Дурстану.

Она терзалась вопросом, насколько серьезно он ранен, вспомнив с ужасом, что восемь лет назад двое деревенских мальчиков, искавших птичьи гнезда, упали со скал и разбились насмерть.

«Они были еще совсем юные, — успокаивала она себя, — а Дурстан — взрослый, крепкий мужчина».

И все же ее терзал страх.

Постепенно становилось все темнее, и Лоринда сочла наиболее разумным держаться как можно ближе к Дурстану, чтобы их тела по крайней мере согревали друг друга. Самый простой способ состоял в том, чтобы положить руку ему под затылок и прижать его к себе.

Она накрыла его двумя одеялами и теперь накинула сверху еще третье, прикрыв им свою голову, так что на открытом воздухе оставались только их лица.

Она все сильнее прижимала его к себе, и когда на землю спустился мрак, она уже не могла видеть его, только ощущала тяжесть его головы, покоившейся у нее на груди.

— Все… будет в порядке, — прошептала она, словно говорила с ребенком. — Все… заживет… все пройдет без следа.

Лоринда слышала свой тихий голос сквозь шум волн, и, так как в сгустившемся мраке это почему-то приносило ей успокоение, она продолжала:

— Ты так силен… сильнее других мужчин… и ты победишь боль.

Уже совсем стемнело, звезд на небе не было видно, и девушку внезапно охватил страх — страх не перед ночью, а от того, что Дурстан мог умереть в ее объятиях.

Он все еще лежал неподвижно, и она прижала руку к его холодной щеке, а потом засунула ее под сюртук и, расстегнув рубашку, лихорадочно нащупала сердце. Оно ровно билось, и Лоринда облегченно всхлипнула. Она не видела ничего странного или неприличного в прикосновении к обнаженному телу мужчины и оставила руку на его груди, ощущая ладонью гладкую и теплую кожу.

— Все будет хорошо, — прошептала она. — Ты жив! Ты… будешь жить!

Лоринда приблизила к нему свое лицо и почувствовала холод его щеки своей, мягкой и нежной.

— Ты должен выжить! — твердила она. — Должен! Я… хочу этого!

Девушка внезапно замерла, пораженная собственными словами. Она вдруг осознала, что сказанное ею — правда. Она хотела, чтобы он выжил! Она хотела быть рядом с ним и больше не испытывала к нему ненависти!

Ее рука, лежавшая у него под головой, затекла, однако она не пошевелилась.

Так тянулся час за часом, и ночь близилась к концу. Лоринда за все это время не сомкнула глаз. Ей казалось, что, лишь бодрствуя, она могла защитить и оградить от беды человека, которого держала в объятиях.

Его близость порождала в ней странное чувство, до сих пор ей не знакомое. Первый раз в жизни тесное соседство мужчины не вызывало в ней отвращения.

«Он нуждается во мне, — размышляла Лоринда, — ни одно существо на свете не может дать ему в этот момент то, что даю ему я».

Только однажды девушка почти погрузилась в сон, но тут же очнулась и снова принялась лихорадочно нащупывать его сердце. Ей казалось, что она предаст его, если перестанет отдавать ему жизненную силу, которая словно переливалась из ее тела в его.

Перед самым рассветом Лоринда молилась про себя:

«Господи, помоги ему! Пусть не будет тяжелых последствий… ни от его падения, ни от холода, ни от морской влаги, которой пропиталась его одежда. Позаботься о нем, защити, как это пытаюсь сделать я!»

Эта мольба шла из самых сокровенных глубин ее сердца.

Она смутно припоминала, как будто кто-то говорил, пытаясь успокоить ее, что морская влага менее опасна для здоровья, чем дождь. Кроме того, ей удалось сохранить его в тепле — она была уверена в этом!

Небо посветлело, и Лоринда обратила внимание на то, что в течение ночи шум волн, разбивавшихся об утесы, стих, превратившись в тихий шелест.

А когда бледные проблески рассвета рассеяли мрак, в их свете Лоринда заметила, что море почти успокоилось.

Исчезли белые гребни волн и огромные тучи брызг, поднимавшихся, как только очередной вал накатывался на прибрежные камни.

Теперь сюда доносился лишь едва слышный плеск прилива, значит, очень скоро к ним должна подоспеть помощь. Рука девушки все еще лежала на груди Дурстана, и она невольно подумала, что, хотя он никогда не узнает, как прошла эта ночь, сама она никогда не сможет об этом забыть.

— Я сумела уберечь тебя, — сказала она мягко, обращаясь к нему так, словно он был ее сыном, а не мужем.

Дурстан нуждался в ней, лежа в ее объятиях, беззащитный, как младенец, и она не подвела его. Лоринда невольно заглянула в будущее: что она будет чувствовать, держа на руках собственного ребенка?

«Когда у меня появится малыш, — подумалось ей, — он никогда не будет ощущать себя лишним в доме».