Ли Бристол - Нежный ангел

— Куда они поехали? — повторил Кейси раздраженно.

Бриггз кивнул на север.

— Вверх вон по той тропинке. Там рудник. Наверху в горах есть деревушка, в которой живут индейцы и миссионеры. — Затем он взглянул на руку Кейси, которая до сих пор была перевязана грязным пестрым платком и висела на ружейном ремне. — Думаю, вам может понадобиться еще один стрелок.

Кейси долго смотрел на него. Деревня, индейцы… Он не мог поверить, что это могло оказаться так просто. Он поднял взгляд вверх и увидел ее, высокую, с заснеженной вершиной, — гору Эль-Дьябло. Раньше он видел ее с восточной стороны, со стороны штата Невада, где они украли крест.

Теперь он смотрел на нее из Калифорнии, но ошибки не было. Это была та же самая гора. Они везли крест, чтобы вернуть его индейцам.

— У вас есть лошадь?

— Здесь рядом есть конюшня, набитая лошадьми.

— Тогда берите лошадь, и поедем.

На второй день Адам и Энджел оставили позади низкорослую растительность предгорья. Тополя и клены росли по берегам речек, и в течение долгого времени путешествие было почти приятным. На воде сверкали солнечные блики, густо пахло хвоей, подъем в горы и тень от густой листвы дарили долгожданную прохладу. Но горные реки были очень бурными, с крутыми берегами, и лошади, переходя их, нервничали. Часто на их пути встречались глубокие расщелины, и тогда им приходилось возвращаться и объезжать их кругом. Местами земля была так густо покрыта колючими растениями, что лошади не могли там пройти, и они снова вынуждены были делать крюк. К концу дня путники смертельно устали. Слегка перекусив, они уснули мертвым сном.

Чем выше они поднимались, тем гуще становился лес.

Кроны сосен переплетались друг с другом, образуя свод, сквозь который почти невозможно было разглядеть небо. На деревьях тараторили белки и голубые сойки. Время от времени Адам и Энджел слышали топот бегущего по подлеску оленя. Но, не считая этих звуков, вокруг царила тишина, не было заметно никаких следов жизни, кроме непрерывного хруста сухой травы под копытами их лошадей. Тишина казалась зловещей.

Землю покрывали сухие ветки; сломанные сучья и вырванные с корнем деревья не один раз перегораживали им дорогу, затрудняя путь. Несмотря на глубокую тень и на то что с увеличением высоты становилось прохладнее, Энджел то и дело покрывалась испариной. Уже в середине дня она была совсем измучена. Она все время задавала себе вопрос: «Почему я этим занимаюсь? Почему я здесь, в этом ужасном месте, ради чего? Кому захочется делать то, чем я занимаюсь сейчас?»

Большую часть своей жизни она провела в дороге; долгое время ее уделом были лагерные костры по ночам, а днем — убогие повозки. Ноющие мышцы, жажда и усталость были ее постоянными спутниками днем, тревога и беспокойство мучили ее по ночам. Она устала. Она уже давно устала от всего этого, и единственное, чего она хотела теперь, — жить в своем доме.

И когда она мечтала о доме, она представляла себе домик в Нью-Мексико. Она думала об окнах, .освещенных солнцем, и о запахе свежей выпечки, о полах, которые можно натирать до блеска, об одежде, которую можно чинить, и об огне, потрескивающем в камине. Она думала о человеке, который вечером входил в их дом и радовался встрече с ней…

Эти мысли причиняли ей боль, которая отнимала у нее последние силы. Потому что этот дом больше не существовал для нее. Ее жизнь состояла из изрытых колеями дорог, протекающих лачуг и слабого огня, едва согревающего ее тело. Она не должна рассчитывать на что-то большее.

С каждым днем путешествия уныние все больше одолевало ее. Какая глупость зайти так далеко и при этом думать, будто из этого получится что-то путное. Даже если бы крест сейчас был у нее, она не смогла бы одна выбраться отсюда.

Когда-то она сбежала от человека, от которого видела только добро. Тех трех ночей, которые она провела, скитаясь в горах, пока Джереми не нашел ее наконец, оказалось достаточно, чтобы она поняла, что она не хочет повторять подобный опыт.

Адам победил, а она проиграла. Оставался только один вопрос: «А что теперь?»

Энджел слышала шум воды, который указывал на то, что где-то неподалеку, выше, протекает речка. И когда они проезжали через поросль дрожащих осин, ее лошадь пошла немного быстрее, ударами копыт расшвыривая обломки породы. Адам остановил свою лошадь и спешился.

— Склон слишком крутой. — Адам снял шляпу и пригладил спутанные волосы, после чего водрузил шляпу на место. Он смотрел на каменистый берег реки. — Мы должны сами провести лошадей по этому склону.

Энджел устало вытерла рукой вспотевшее лицо. Она совсем обессилела, ей было трудно даже говорить. Когда она соскользнула с седла, перед ее глазами заплясали искорки.

Меньше всего ей хотелось тащить свою лошадь на берег, а затем по пояс погружаться в ледяную воду горной речушки.

Но она намотала поводья на руку и пошла за Адамом, который в это время осторожно вел своего коня по берегу.

Лошадь то карабкалась вверх, то соскальзывала, и Энджел изо всех сил старалась ей помочь. Вода в речке была не просто холодной — она была ледяной. От холода сводило ноги, ее брюки промокли. Даже ее лошадь взбунтовалась: трясла головой, возмущенно фыркала, протестуя против стремительного течения холодной реки и против скользких камней под ее копытами. Адам тянул свою лошадь в воду, его лицо выражало решимость, брызги воды летели во все стороны, а он пытался сохранить равновесие.

— Не торопи ее! — закричал он. — Не спеши, ты можешь ее напугать.

Энджел стиснула зубы и натянула поводья. Она боролась с течением, холодом и с упрямой лошадью, которая делала один осторожный шаг вперед и затем два назад, и воздух со свистом вырывался из ее груди, а сердце колотилось от напряжения.

— Ну давай же, чудовище! — прошептала она и с силой дернула за поводья.

Лошадь встала на дыбы и выдернула поводья из рук Энджел. Она шагнула к ней, пытаясь поймать поводья, но лошадь опять встала на дыбы. Энджел теряла последние силы.

Следя взглядом за лошадью, она краем глаза видела бледные, дрожащие листья осин, темные остроконечные ели на фоне неба, пляшущие красные и синие блики. Она устремилась вперед, и вдруг все перед ее глазами стало серым и она потеряла сознание.

Открыв глаза, Энджел ощутила, что от слабости не может даже шевельнуться, и вдруг различила вызывающий тошноту коллаж из чередующихся цветов: синего, зеленого, красного и черного. Красный, как начала она постепенно догадываться, оказался рубашкой Адама, черный был шляпой, которой он размахивал перед ее лицом. Она лежала на земле, густой ковер из сухих листьев пах плесенью. Ее брюки были холодными и мокрыми, но ее голова лежала на чем-то теплом — оказалось, это были колени Адама. Он держал ее голову на своих коленях.