Мэри Бэлоу - Золотая сеть

— Не знаю. — Ударивший в лицо порыв ветра заставил девушку вздрогнуть. — Я не знаю, Джеймс. Вполне возможно, что наша свадьба с лордом Эмберли не состоится.

— Что?! — не поверил он своим ушам. — Он тебе не нравится, да, Алекс? Плохо с тобой обращается? Должен признаться, за последнее время я проникся к нему уважением, несмотря на то что вначале относился к нему подозрительно.

— Дело вовсе не в этом. Он мне нравится. И прекрасно ко мне относится. По сравнению с герцогом Петерлеем он сама доброта. Лучшего мужа и желать нельзя.

— В таком случае что не так? Александра пожала плечами:

— Сама не знаю. После этого скандала я словно от спячки очнулась. Впервые за всю мою жизнь я по-настоящему осознала, что со мной происходит. Наверное, я действительно была несчастна, вы с Нэнни Рей постоянно твердили мне об этом. Но сама я этого не понимала. Меня вполне устраивало, что я невеста совершенно незнакомого человека, хоть я и знала, что мой муж будет похож на отца. Скорее всего мне достался бы не муж, а строгий и требовательный хозяин. Но я принимала все как есть. И только когда его сиятельство выразил мне свое презрение, а лорд Эмберли с лордом Иденом попросили моей руки, я вдруг поняла, что женщина — всего лишь пешка в жестоких играх мужчин.

— Боюсь, тут ты совершенно права, — кивнул брат. — Но мне кажется, Эмберли совсем не такой. Ты так не думаешь, Алекс? Я бы сказал, что тебе очень повезло: ты обручена с мужчиной, который не станет давить на тебя.

— Ты абсолютно прав, Джеймс. Если бы он попросил моей руки при других обстоятельствах, я была бы безмерно счастлива, ну или по крайней мере довольна. Но он хочет жениться на мне из чувства долга, понимаешь? Даже после того как я отказала ему, он снова пришел и практически переступил через себя, только чтобы спасти меня от позора и унижения. И я благодарна ему за это — иначе и быть не может. Но разве ты не понимаешь, Джеймс, милый, какой беспомощной я себя чувствую? Беспомощной и никчемной.

Некоторое время он молча смотрел на нее.

— Да, понимаю, Алекс. И сочувствую. Я всегда знал, что в твоей душе таится неведомая сила, и она непременно даст о себе знать, стоит тебе самой разглядеть ее. Значит, ты собираешься отказаться от брака с Эмберли, хоть и знаешь, что могла бы стать с ним счастливой?

— Я не устаю повторять себе, какая же я дурочка, — вздохнула Александра. — Но ты прав, думаю, мне придется сделать это.

— Он в курсе?

— Он собирается разорвать помолвку после бала, — сказала сестра, — если к тому времени я сама не сделаю этого.

— Он не может так поступить! — потрясенно уставился на нее брат. — Хуже унижения и придумать нельзя, Алекс. Я вызову его на дуэль, если он осмелится оскорбить тебя подобным образом.

Александра неожиданно улыбнулась.

— Не надо. Таково мое желание. Я не хочу, чтобы со мной обращались словно с беспомощной дамочкой, которую надо защитить любой ценой. Если он действительно сделает это, Джеймс, то сильно вырастет в моих глазах.

— Странная вы парочка, — покачал головой брат. — Ты уверена, что вы не влюблены друг в друга, Алекс?

Ее улыбка поблекла.

— Нет, — заверила она его. — Но я уважаю лорда Эмберли.

— В таком случае мне придется изменить свои планы. Я надеялся уехать завтра. Но похоже, я еще могу тебе понадобиться.

— Я хочу, чтобы ты остался, Джеймс, но если только ты и сам этого хочешь. Я не собираюсь и дальше прятаться за твоей спиной. Ты волен уехать и делать все, что посчитаешь нужным. Или остаться здесь.

— Алекс! Да ты и впрямь изменилась! Мне нравятся эти перемены, хоть я и думаю, что в отношении Эмберли ты поступаешь глупо. Но что ты станешь делать? После всего этого жизнь с отцом превратится в сущий ад.

— Я не стану жить с отцом, — ответила Александра. — Попробую устроиться на работу. Из меня выйдет прекрасная гувернантка или компаньонка. К скучной, однообразной жизни мне не привыкать, Джеймс, и я человек дисциплинированный. Пусть так, но зато это будет мой собственный выбор и моя жизнь.

Брат лишь покачал головой в ответ.

— Кстати, где мы? Наверняка в нескольких милях от дома. Далековато мы забрались. Пора возвращаться обратно.

— Но зачем тебе уезжать? — не унималась сестра. — И почему так скоро?

Джеймс пожал плечами:

— Не сидится мне на одном месте. Мне необходимо уехать, Алекс, перебраться куда-нибудь, где я смогу выпустить на свободу свою энергию, дать волю клокочущему у меня в душе гневу и при этом не задеть чувства невинных людей.

— Но здесь ты никому зла не причиняешь, — возразила Александра.

— Думаю, я вообще уеду из этой страны, — мрачно усмехнулся брат. — Отправлюсь в те края, где на меня не будут смотреть как на праздного джентльмена. Где я смогу воспользоваться и своей силой, и своим умом.

— Я буду скучать по тебе, — вздохнула сестра. — Будешь мне писать?

— Конечно, — заверил ее Джеймс. — Конечно, буду, Алекс. Ты единственный дорогой для меня человек на этой земле. Без тебя жизнь моя потеряет всякое значение.

— Завтра поедешь? — печально спросила она. Брат задумался на минутку.

— Пожалуй, подожду до бала, — ответил он. — Не для того, чтобы защитить тебя, Алекс. Просто мне хочется знать, какая судьба ждет тебя впереди.

— Хорошо, — улыбнулась она ему. — Значит, ты будешь со мной еще неделю.

Они долго ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. Планы Парнелла до некоторой степени осложнились. Он хотел уехать завтра же. Его до сих пор трясло от того, что случилось днем раньше. Последние пять лет он смотрел и на мир, и на населяющих его людей с презрением, но никогда раньше ненависть его не концентрировалась на одном человеке, если не считать отца. И тем более на ни в чем не повинном человеке.

Надо признать, причин ненавидеть леди Мадлен Рейн у него не было. Ненависть — очень сильное чувство. Мадлен ничем не обидела его, не сделала ему ничего дурного. И все же стоило взглянуть на нее или подумать о ней, как хотелось сделать ей больно. Джеймс понял это еще на танцах у Кортни, но посчитал, что достаточно хорошо владеет собой и сумеет сдержаться.

Такие перепалки тревожили Джеймса. Он не знал, как вести себя в присутствии леди. А вчера и вовсе перешел все границы. Джеймс, правда, всего-навсего обнял ее, но это была одна видимость. Ему хотелось причинить ей боль и руками, и губами. Ему хотелось бросить ее на траву. И взять прямо там, на жесткой земле.

И только потом, когда он отпустил ее, на него накатила волна ужаса. Только тогда ему захотелось нежно обнять ее, ласково прижать к себе, утешить и губами, и словами, и своим телом, но было уже слишком поздно.

И этот неожиданный прилив нежности встревожил его ничуть не меньше, чем приступ ярости. Нет, такого больше не должно повториться. Никогда, ни за что.