Сьюзен Джонсон - Грешница

Он накрыл ее розовое лицо ладонями и прошептал:

— Скоро. — Мускулы на спине, ногах и сильных руках поддерживали его в точно рассчитанном движении вперед.

— Сейчас, — взмолилась она, издав жаркий удушливый звук.

— Позже, — прошептал он в ответ, облизывая сочную полноту ее нижней губы. — Теперь можно поцеловать меня…

И когда ее губы шевельнулись, повинуясь его мягкой команде, он дал ей то, чего она желала, и почувствовал во рту начало выхода ее облегчения.

Он встретил ее задыхающееся освобождение своим, подобным взрыву, оргазмом, изливаясь в нее с необычным жарким приступом. И он нежно обнял ее в благодарном преклонении перед ее великолепием.

— Ты оправдываешь свою репутацию, — прошептала Челси, и он почувствовал тепло ее шепота на своем лице.

Он не притворялся, будто не знает о ней.

— Спасибо, — просто ответил он, приподняв голову, чтобы посмотреть в ее лиловые глаза. — Ты оправдываешь обольстительность твоей красоты.

— Спасибо, милорд, — насмешливо ответила она, как сделала бы молоденькая деревенская девушка.

— Ты, действительно, сестра Данкэна? — сказал он с недоверием в голосе. Очевидно, он надеялся на более усваиваемый ответ.

И если бы Данкэн не охранял дверь в спальню, она с удовольствием соврала бы ему.

— Прости, — прошептала она и слегка повела плечом в знак извинения. Имя Данкэна напомнило ей о довольно необычных обстоятельствах ее теперешнего положения, под его светлостью герцогом Сетским, и, снимая руки с его шеи, она нежно толкнула его в грудь. — Мне, действительно, нужно идти.

Он задумчиво посмотрел на нее, эгоистичные побуждения сеяли смуту в его слабых попытках соблюсти хорошие манеры. Что будет, если он удержит ее? Она определенно погибла, если будет сказано хотя бы одно неосторожное слово о ее пребывании в его постели. И, учтиво отклонив наступление, насколько благодарным он должен быть? У ее семьи больше не было состояния, власть напрямую связана с богатством, и превосходство было на его стороне, — Что, если я не позволю тебе уйти? — спокойно сказал он.

— Почему нет? — Неожиданное удивление прозвучало в голосе Челси.

— Из гнусных побуждений, конечно. — Легкая улыбка приподняла уголок его замечательно очерченного рта.

— О! — В ее глазах отразилось маленькое разоблачение, а затем улыбка осветила ее красивое лицо. — Я польщена, ваша светлость, — насмешливо сказала она. — И если бы я могла, как дикари Руссо, жить в государстве природы, я бы с огромным удовольствием осталась. Но я не могу, и вы не можете меня удержать.

— Я мог бы. — Он вдруг закрыл глаза, его густой голос стал хриплым.

— Нет необходимости. — Она тоже говорила очень тихо, но в ее голос проникла новая твердость, и он вспомнил об их первой встрече, когда она грубо приставала к нему. Мисс Фергасон была необычайно самостоятельной женщиной.

Но она была женщиной, в конце концов, и не ровня.., что подтверждалось традицией, культурой и общественным предпочтением. Он мог удержать ее, если не здесь, в опасной близости от семьи, то где-нибудь еще, в отдалении. Она разожгла его страсть, его воображение, она разбудила какое-то необъяснимое чувство собственности. Стояла полная тишина, пока Синджин обдумывал возможные варианты.

— Если я закричу, Данкэн убьет вас.

— Если сможет открыть запертую дверь, то да.

— В конце концов, он откроет…

Улыбка Синджина свела на нет все опасения.

— В конце концов, будет слишком поздно, дорогая. Мой отец иногда пользовался потайной лестницей.

Мы просто исчезнем.

Лежа спокойно, так же как и он, Челси невозмутимо сказала:

— Ты не имел в виду ничего из того, что сказал, поэтому, пожалуйста, отпусти меня.

— Откуда ты знаешь, что я имел в виду?

— Потому, милорд, что я вам наскучу через несколько дней, и зачем ради этого устраивать представление?

«Чертова девчонка была права», — с сожалением отметил он. Она проницательно определила порог его скуки.

— Может быть, я мог бы убедить тебя скрасить мою скуку, — предложил он с чарующей улыбкой.

— После удовольствия, полученного в вашей постели… Если бы не моя семья, я бы с удовольствием, ваша светлость. — В бархатной глубине ее лиловых глаз затаился смех. — Не нужно убеждать.

Ее откровенность была потрясающей, просто сказочной, и чертовски привлекательной.

— Навести меня тогда, я смогу быть осторожным. — В ответ на ее скептически поднятую бровь, он добавил:

— Мне не нужно было до сих пор. Вот открытое предложение. В любое время, в любом месте. Если до тебя будет два дня езды верхом", дай мне время, чтобы добраться до тебя, хоть мои лошади и лучшие в Англии и чертовски быстрые.

— Мои лошади лучшие.

На этот раз бровь герцога поднялась в сомнении.

— Если бы я могла скакать верхом на всех соревнованиях, мы бы всегда выигрывали.

— Ты ездишь верхом? На скачках? Я бы слышал — об этом.

— Инкогнито, конечно, и никогда в Ньюмаркете.

— Ты очаровательная крошка.

Ее улыбка была непроизвольно женской и самоуверенной: «Я знаю».

— Как я могу позволить тебе просто уйти? — Его ленивое протяжное произношение пленяло ее, так же, как и необыкновенная красота.

— Потому что если отпустишь, то увидишь меня на Туне против твоего Мамелуке на скачках Аркадии завтра.

Он скатился с нее, словно она обожгла его огнем, и, приподнявшись на одном локте рядом с ней, сказал приятным голосом с обезоруживающей улыбкой:

— Может быть, тебе будет интересен маленький спор.

— Я не могу позволить себе пари.

— Ты не можешь себе этого позволить? — страстно прошептал он.

— Я предупреждаю вас, милорд, ответ — нет.

— Я знаю, твоя лошадь не может выиграть.

Он провоцировал ее, и она это знала, но он оспаривал ее чистокровных лошадей, а скачки были частью ее жизни тоже. Сидя совершенно прямо, она изучала праздного молодого лорда, славившегося мужской красотой, лошадьми и победами у женщин. В затемненной комнате его холодное длинное тело, врожденная сила, удивительно классические черты, совершенная мужественность, казалось, бросали ей вызов.

— Назовите ваши условия.

— Вы, конечно, — произнес он слегка протяжно.

— Будьте точнее.

— Я хотел бы сказать, навсегда, но вы напомнили мне о том, что надо быть практичным, к тому же всего одни скачки, поэтому… — Его легкая улыбка исчезла, и его голос приобрел властную решительность, с которой он спорил всегда. — Неделю с вами в этом месяце.

Вы называете место, я называю развлечения.

— А если вы проиграете?

— Ваш выбор, конечно, — холодно ответил он.

— Я предпочитаю английские деньги.

— Как угодно. — Он слегка наклонил голову, и черный шелковистый локон упал на лоб. — Назовите, пожалуйста, цену.