Сьюзен Грейс - Проказница

Ее размышления прервала вышедшая на балкон Тилли.

— Ана, слишком холодно стоять на ветру без шали или накидки. Не хватало еще простудиться в день рождения. Войди и погрейся у огня. Я приготовила чай в гостиной.

Диана хотела отклонить это предложение и отослать свою старую няню, но ее остановила озабоченность в глазах старушки. Тилли, одна Тилли оставалась единственно неизменной в ее жизни. Она не задала никаких вопросов, узнав, что им предстоит покинуть дом Виктории и Джастина. Она и глазом не моргнула, когда вместо Лондона они отправились в Бристоль. По приезде в Феллзмер, когда Диана была слишком нездорова, чтобы о чем-то думать, Тилли отдавала приказания прислуге и следила за тем, чтобы в доме соблюдался порядок.

Она ни разу не спросила Диану о причинах их внезапного отъезда. Тилли была больше, чем преданная служанка. Она питала к Диане искреннюю, почти материнскую любовь, и Диане вдруг стало стыдно, что она не была с ней откровенна. Пришла пора сказать ей правду.

Взяв ее за худую старческую руку, Диана вошла с ней в комнату.

— Чашка горячего чая — это то, что мне нужно. А булочки и джем ты тоже принесла?

— Ну конечно. Я еще и крем приготовила, детка. С мускатным орехом, как ты любишь. Это легкая и питательная еда. — Она подтолкнула Диану к креслу у камина. — Садись, а я за тобой поухаживаю.

— Но, Тилли, я сама могу…

— Ни слова больше. Я здесь, чтобы заботиться о тебе, этим я и займусь.

Годы, проведенные под опекой Тилли, приучили Диану повиноваться. Она позволила усадить себя в кресло, укутать шалью плечи и закрыть пледом ноги. Чашка чая с медом и сливками оказалась у нее в руках. Сделав глоток, Диана закрыла глаза. Озноб, уже начинавшийся у нее, прекратился. По всему телу разлилось приятное тепло. Несмотря на всю ее самостоятельность, ей нравились нежные заботы Тилли. Но они отягощали ее совесть. Вернув Тилли чашку и взяв у нее тарелку с кремом, Диана решила приступить к делу.

— Тилли, я знаю, ты, наверно, недоумевала, почему я вдруг решила оставить дом тети Виктории и приехать сюда. Мне необходимо было уехать потому, что я… что я…

Тилли покачала седой головой, покрывая Диане колени салфеткой.

— Не мое это дело, Ана. У тебя были на это причины, я полагаю.

— Разумеется, были. Просто я подумала, что мне следует объяснить их тебе.

— В этом нет необходимости. Я знаю больше, чем некоторые думают. А теперь открывай рот и ешь свой крем.

— Но, Тилли, я сама могу… — Ложка у нее во рту не позволила ей договорить. Проглотив сладкую смесь, она схватила Тилли за руку прежде, чем та успела поднести ей еще ложку.

— Пожалуйста, Тилли, мне нужно поговорить с тобой. Я должна рассказать тебе о… о моем… ну почему мне так трудно сказать все это? Ты же со мной всю жизнь, от рождения, я всегда говорила тебе все.

Тилли убрала с ее лба выбившуюся прядь.

— Рассказать, что ты оцарапала колено или порвала новое платье куда легче, чем признаться, что ты ждешь ребенка, Ана.

Диана ощутила, как кровь отлила у нее от лица.

— Ты знаешь? Но откуда? Я никому ни слова не говорила.

— Я, может быть, и старею, Ана, но я знаю все признаки беременности. Ты часто плачешь, по ночам не спишь, тебя мучает тошнота. Я знаю также, что с июня у тебя не было месячных.

— Тилли, — прошептала Диана, — тебе за меня стыдно?

Тилли, наклонившись, погладила ее по щеке.

— Как ты можешь задавать такой глупый вопрос? Ты моя драгоценная крошка, и я люблю тебя как родную. Мне только жаль тебя, Ана. Ты ведь не легкомысленная девчонка. Ты, верно, очень полюбила этого негодяя.

— Я любила его всем сердцем. И это не только его вина. Он предупреждал меня, что у нас нет будущего. Я пошла на это сознательно и теперь должна расплачиваться за последствия. — Глаза ее наполнились слезами. — Я до сих пор поверить не могу, что весной у меня будет ребенок.

— И ты будешь прекрасной матерью. Диана не могла не улыбнуться сквозь слезы.

— Почему ты так уверена?

— Потому что у тебя есть я, и я тебе помогу. Ребенок у нас ни в чем не будет нуждаться. Улыбка Дианы погасла.

— Жаль, что мамы нет. Она бы рассердилась ужасно, но я думаю, она бы меня поняла.

— Леди Кэтрин огорчили бы обстоятельства зачатия этого ребенка, но она никогда бы не осудила тебя за любовь. — Тилли вложила ложку в руку Дианы. — Ну, довольно болтать. Доедай свой крем, а я принесу мою рабочую корзинку. Раз уж ты рассказала мне наконец о ребенке, пора помочь тебе готовиться к его появлению. Я надеюсь, тебе понравится одеяльце и рубашечки, что я сшила на прошлой неделе.

— Ты уже начала готовить для моего малыша приданое?

Тилли ласково улыбнулась.

— Ну конечно. И это будет самое лучшее приданое. Мы пустим в дело тончайшую шерсть самых ярких цветов. Каждая вещичка будет сшита и связана с любовью. Только самое лучшее для нашего ребеночка!

В дверях она обернулась.

— И никаких больше слез и волнений. Это все пустая трата времени и сил. А силы тебе нужны, чтобы выносить здоровое дитя. Думай только о приятном, и все будет отлично, вот увидишь.

Оставшись одна, Диана задумалась над этими словами. Ее старая няня права, как всегда. Ребенок должен стать для нее самым важным событием в жизни. Остальное не имеет значения: ни исчезновение Джада, ни мнение общества, ни даже огорчение семьи.

Приняв такое решение, она сняла с колен салфетку и поставила тарелку на поднос. Подойдя к окну, она посмотрела на море. На темных волнах появились барашки, серые тучи клубились на небе. Приближался шторм, но Диана ничего не замечала. Несмотря на всю ее решимость, один мучительный вопрос занозой сидел у нее в сердце.

Где ты, Джад?

Глядя в окно на моросящий дождь, Джад тяжело вздохнул. Он был дома уже больше месяца и все еще никак не мог придумать способ освободить своего младшего брата. А когда ему удавалось отвлечься от мыслей о Ронане, он был полон воспоминаний о женщине, оставленной им в Англии.

«Ана, должно быть, считает, что я сквозь землю провалился. Если бы только можно было ей написать. А что я могу ей сказать? Что тоскую по ней, но не могу вернуться, потому что моего брата приговорили к смертной казни без суда? И что я сам рискую оказаться на виселице, если не буду осторожен?»

Прикосновением руки мать привлекла его внимание.

— Джад, я уже несколько раз звала тебя ужинать, а ты меня не слышишь. У тебя все в порядке?

— Да, мама. Я просто задумался.

Айрин Девлин Макбрайд была миниатюрной женщиной, с добрым сердцем и ласковой улыбкой. Легкие морщинки разбегались от ее голубых глаз, и в каштановых волосах серебрились седые нити. Хотя она выглядела хрупкой, в ней ощущалась большая внутренняя сила.

— У тебя еще что-то на уме, кроме Ронана, — нахмурилась она. — Уж не оставил ли ты в Англии какую-нибудь зазнобу, о которой теперь тревожишься?