Филиппа Грегори - Вайдекр

Но все неожиданно оказалось так же, как раньше. Три ярко обернутых подарка — у моей тарелки, и на маленьком столике у стены, как всегда, — горка маленьких презентов из деревни. Я мгновенно заметила ее, и вздох, похожий на рыдание, вырвался из моей груди. Слезы вскипали под моими ресницами, и я была готова расплакаться. Экр простил меня. Новая весна все исправила. Неужели они поняли, что я не хотела никого обидеть? Что плут может, конечно, задеть лягушку, но при этом он пашет землю. Что коса может поранить зайца, но она и косит сено. Они поняли, что потери и смерть, боль и горе, которые обрушились на Экр этой зимой, были болями родов: рождения нового будущего, будущего моего сына и Экра. Неужели они все поняли?

Я улыбнулась, и мое сердце согрелось радостью, впервые с того самого дня, когда Джон взглянул на меня как на обреченного пациента. Я стала разворачивать подарки. Гарри подарил мне очень красивую брошь: золотую лошадку с бриллиантовой звездочкой на лбу. От Селии я получила отрез чудесного шелка изысканного пепельного оттенка. «Когда мы будем в полутрауре, дорогая», — сказала она, целуя меня. И маленькую коробочку от Джона. Я постаралась открыть ее так, чтобы ни Гарри, ни Селия не увидели ее содержимое. Это оказался маленький флакон лауданума, надпись на нем гласила: «Четыре капли через каждые четыре часа». Я низко пригнула голову, чтобы скрыть побледневшее лицо и испуганные глаза.

Джон знал, что я ищу покоя во сне. Он знал, что мой сон в эти долгие недели тумана был поиском смерти. И он знал, что я поверила ему, когда он сказал, что видит печать смерти у меня на лбу. И вот мой муж давал мне в руки способ ускорить ее приход. Так, чтобы кладбище для самоубийц не зря носило название: «Уголок мисс Беатрис».

Когда я сумела взять себя в руки и поднять глаза, я встретила его взгляд, блестящий и насмешливый. Этот путь я сама указала ему. Когда Джон боролся с собственным пьянством, для него везде находилась приготовленная бутылка виски: со взломанной печатью и только что со льда. А сейчас каждую ночь у моей кровати будет появляться спасительное лекарство.

Я вздрогнула, но тут же мои глаза обратились к столику с подарками.

— Это все подарки из деревни! — изумленно воскликнула Селия. — Я так рада, что наши люди поздравили тебя.

— Я тоже рада, — кивнула я. — Это была очень тяжелая зима для всех нас. Хорошо, что она кончилась.

Подойдя к столику, я стала разворачивать первый подарок. Все они были очень маленькие, не больше пробки от бутылки, и почему-то одинаковой формы. И все завернуты в яркую обертку.

— Что это может быть? — поинтересовалась Селия. Она скоро получила ответ. Из нарядной обертки выпал осколок камня и упал мне на колени. Я узнала его, это был камень с общинной земли, куда людям теперь не разрешалось ходить.

Я развернула другой подарок. Там тоже был камень. Гарри вскрикнул и подбежал к столу. Он развернул почти десяток подарков, и во всех было одно и то же. Я машинально их сосчитала. Их оказалось по одному от каждого дома на нашей земле. Вся деревня послала мне камни на день рождения. Они не осмеливались бросить их в меня, но, завернув в нарядную бумагу, прислали мне их в качестве подарков. Я резко встала, и они посыпались на пол, это напомнило мне камнепад в горах под натиском ледника. Селия была поражена. Джон смотрел на меня с откровенным любопытством. Гарри, который всегда находил, что сказать, стоял безмолвный от гнева.

— Боже мой! — наконец разразился он. — Я пошлю в деревню солдат! Это удар, рассчитанный, подлый удар. Я этого так не оставлю!

Карие глаза Селии вдруг налились слезами.

— О, не говори так! — вскрикнула она с неожиданной страстью. — Это мы виноваты. Я видела, как голодает деревня, но пыталась помочь выжить только самым слабым. Я не одобряла то, что вы с Беатрис делали, Гарри, но теперь я вижу результат. Как мы были не правы, Гарри!

Стоя среди рассыпанных вокруг меня камней, я молча смотрела на своих домочадцев. На Селию, упрекающую себя за причиненное зло. На безмолвного Гарри. И на Джона, не сводящего с меня глаз.

— Ты пропустила один подарок, — спокойно сказал он. — Там не камень, а маленькая корзинка.

— О, да, — обрадовалась Селия. — Хорошенькая маленькая корзинка, какие плетут дети из ивовой лозы.

Я тупо смотрела на нее, конечно, это была корзинка Ральфа. Я ждала ее весь день. Сейчас она стояла на столе, так грациозно сплетенная, что сразу становилось ясно: ни ловкости пальцев, ни опыта Ральф не потерял.

— Открой ее ты, Селия, — попросила я. — Я не хочу.

— Почему? — удивилась Селия. — Здесь не может быть ничего плохого. Посмотри, как она аккуратно сделана, здесь есть даже крышка и маленький замочек. — Она приподняла крышку и заглянула внутрь.

— Как странно, — протянула она в изумлении.

Я ожидала увидеть сову из китайского фарфора, как было в последний раз. Или какую-нибудь ужасную модель капкана, или черную лошадку. Но это оказалось хуже.

Я целые месяцы старалась подготовить себя к наступающему дню рождения, зная, что Ральф где-то близко от моих границ. Я ожидала от него какого-нибудь знака, какой-нибудь угрозы. Я могла представить себе все. Но не это.

— Трутница? — спросил Джон. — Маленькая трутница. Кто послал тебе трутницу, Беатрис?

Я издала какой-то захлебывающийся звук и обратилась к Гарри, чья пухлая, нелепая фигура была моей единственной опорой и помощью в этом мире ненависти, который я создала вокруг себя.

— Это Каллер, — выговорила я в отчаянии. — Он собирается поджечь наш дом. Он скоро будет здесь. — И я бросилась к Гарри, будто тонула, и меня захлестывали волны, и только Гарри мог протянуть мне руку. Но его там не было. Туман сгустился в моей голове, все поплыло у меня перед глазами, и внезапно запахло дымом.

Я не вставала с постели, как какая-нибудь лондонская швея, умирающая от туберкулеза. Я ни о чем не могла думать. Я не хотела ехать в деревню. Меня не привлекали мои холмы и долины. Я знала, что где-то в укромном месте прячется Ральф, следя за моим домом горячими черными глазами. У меня не было никаких желаний, и я не вставала с постели. Я лежала на спине и не сводила глаз с фруктов, листьев и цветов, вырезанных на изголовье кровати. Такую землю я хотела бы иметь. Чтобы каждый мог есть все это и никто бы не голодал. И в глубине моего несчастного сердца я знала, что Вайдекр был именно такой обетованной землей, прежде чем я сошла с ума и разрушила себя и его сердце, потеряла любовь и землю.

Со мной обращались, как с инвалидом. Повар готовил для меня самые деликатные блюда, но я не могла есть. Ко мне приносили Ричарда, но он совершенно не мог сидеть спокойно, и от его шума у меня начинала болеть голова. Селия часами сидела около моей постели, либо вышивая при ярком майском свете, либо читая мне вслух. Дважды в день заходил Гарри, неловко, на цыпочках, иногда с букетиком боярышника или колокольчиков. Джон тоже приходил, вечером или утром, в глазах его светилось любопытство, которое было сродни жалости.