Филиппа Грегори - Вайдекр

Он замышлял что-то против меня. Чтобы понять это, мне не надо было подслушивать или красть его письма. Он вошел в сношения со своим отцом, с его остроглазыми шотландскими адвокатами, пытаясь спасти то, что осталось от его состояния. Пытаясь лишить наследства моего сына. Но я завязала мертвый узел. Я поручила адвокатам составить такой контракт, который могли расторгнуть лишь те, кто его подписал. И пока Гарри у меня в руках, будущее моего сына обеспечено. Джон ничего не мог поделать против меня. Но в эти майские дни он перестал меня ненавидеть. Он был для этого слишком хорошим доктором.

Под своими подушками я прятала две вещи. Одна из них, тяжелая и квадратная, была трутница. Кремень я, конечно, оттуда вынула, так как очень боялась огня и каждый вечер настаивала, чтобы Гарри проверял все камины. А внутрь трутницы я положила горсть земли, пропитанной кровью Ральфа. Я хранила ее все эти долгие годы, завернутую в тонкую бумагу, в моей шкатулке для драгоценностей. Сейчас я переложила ее в трутницу, которую прислал мне Каллер. Земля Ральфа для трутницы Каллера. Если бы я на самом деле была ведьмой, с этим можно было бы колдовать.

Я лежала, как заколдованная принцесса во сне, подобном смерти. Но Селия, сердобольная, всепрощающая Селия, пыталась спасти меня.

— Гарри сказал, что пшеница удалась очень хорошо, — заявила она однажды утром, в конце мая.

— Да? — безразлично отозвалась я, даже не повернув головы.

— Она уже высокая и серебристо-зеленая, — продолжала она.

Где-то далеко, в тумане, заполнившем мой разум, мелькнула картина созревающего поля.

— Да? — ответила я уже с большим интересом.

— Гарри говорит, что луг у Дуба и Норманнский луг дадут урожай, которого еще не видывали. Огромные колосья на толстых упругих стеблях. — Селия не сводила с меня изучающих глаз.

— А на общинной земле? — спрашивая это, я немного приподнялась и повернулась к своей свояченице.

— И там тоже все хорошо, — ответила она. — Урожай будет ранний.

— А новые поля на склонах холмов? — продолжала расспрашивать я.

— Я не знаю, — ответила Селия лукаво. — Гарри не говорил о них. Не думаю, что он ездил так далеко.

— Не ездил так далеко! — воскликнула я. — Он должен ездить туда каждый день. Этим ленивым пастухам только дай случай, и они мигом пустят на поле овец. А следом набегут кролики и олени. Ему каждый день следует проверять изгороди на новых полях.

— Это плохо, — Селия уже говорила прямо. — Только ты сама можешь сделать все как следует, Беатрис.

— Я еду, — не раздумывая сказала я и выскользнула из кровати. Но три недели полной неподвижности не прошли бесследно, и у меня закружилась голова. Селия поддержала меня, и тут вошла Люси, неся мою бледно-серую амазонку.

— Но я еще в трауре, — возразила я.

— Год уже почти прошел, — сказала Селия. — Сегодня слишком жарко для черного бархатного платья. Надень это, ты ведь не собираешься выезжать из поместья и никто не увидит тебя. Ты будешь чувствовать себя в легкой одежде много лучше.

Меня не пришлось долго упрашивать, я быстро оделась и подошла к зеркалу.

Определенно я стала старше, и мое лицо потеряло то магическое очарование, которым светилось в то лето, когда Ральф любил меня. Однако морщинки, залегшие вокруг рта и между бровей, не лишили меня красоты. Я буду красива всегда, до самой смерти. И ничто не украдет у меня этого. Но что-то в моем лице стало другим. Изменилось его выражение.

Не обращая внимания на Селию и Люси, я подошла еще ближе к зеркалу. Волосы, кожа — все осталось прежним, но лицо стало другим. Когда Ральф любил меня, мое лицо было открытым, как открывается цветок мака ранним утром. Когда я желала Гарри, тайны не затеняли блеска моих глаз. И даже когда Джон ухаживал за мной, приглашал танцевать и накидывал на мои плечи шаль по вечерам, улыбка освещала мои глаза. Сейчас они оставались холодными, даже когда я улыбалась. Мое лицо стало замкнутым от тех тайн, которые мне приходилось скрывать. Мои губы были крепко сжаты, лоб хмурился. К своему удивлению я поняла, что к старости мое лицо станет, как у брюзги. Мне не удастся выглядеть женщиной, у которой было самое счастливое в мире детство и достойная зрелость. Я могу твердить себе, что жизнь доставляла мне все удовольствия, но мое лицо скажет, что жизнь моя была тяжелой, а за все удовольствия я дорого платила.

— Что случилось? — тревожно спросила Селия. Она поднялась со стула и подошла ко мне, обвив рукой мою талию.

— Посмотри на нас, — сказала я, и она обернулась к зеркалу. Мне вспомнился день, когда мы примеряли ее подвенечный наряд и мое платье подружки невесты перед зеркалом, в ее спальне у Хаверингов. Тогда я была неотразима, а Селия казалась бледным цветком. Сейчас мы стояли лицом к лицу, и я убедилась, что годы были благосклоннее к ней. Она избавилась от того испуганного вида, который у нее был, когда она жила у Хаверингов, и сейчас она готова была смеяться и петь, как беззаботная птица. Жизненный опыт, который она приобрела в борьбе против пьянства Джона, против Гарри, ее мужа и господина, и против меня, ее лучшего друга, создал ауру достоинства вокруг нее. Она не потеряла своей детской прелести, но теперь ее уязвимость была задрапирована покровом достоинства и уверенности. В старости она будет не только очаровательной, но и мудрой.

Селия не была злопамятной, но она никогда не забывала того эгоизма, с которым я и Гарри пили на глазах трепещущего Джона вино и хвалили его. Она никогда не доверится мне снова. И пока мы стояли рядом у зеркала, я бы не могла предугадать, о чем она думает.

— Думаю, что тебе следует съездить на новые пшеничные поля, — сказала она. — Это не будет для тебя очень тяжело, Беатрис?

— Нет, — улыбнулась я. — Скажи на конюшне, чтобы мне оседлали Тобермори.

Селия кивнула и выскользнула из комнаты, прихватив шитье.

— Вы выглядите гораздо лучше, — сказала Люси, протягивая мне кнут и перчатки. Но голос ее был холоден. — Никогда не видела леди, которая поправлялась бы так же быстро, как вы, мисс Беатрис. Иногда я думаю, что ничто не может остановить вас.

Несколько недель в постели хорошо сказались на моем здоровье. Я сильно схватила Люси выше локтя и придвинула к себе.

— Мне не нравится твой тон, Люси, — тихо произнесла я. — Совсем не нравится. Если тебе хочется поискать новое место, без рекомендаций, с недельным жалованьем в кошельке и очень далеко отсюда, тебе стоит только намекнуть.

— Прошу прощения, мисс Беатрис, — сказала она испуганно, но в глазах ее сверкала ненависть. — Я не имела в виду ничего плохого.

С легким толчком я отпустила ее и вышла во двор. Оказалось, что там прогуливается Джон, следя за голубями на крыше.

— Беатрис! — его глаза внимательно изучали мое лицо. — Вам лучше, — сказал он уверенно. — Наконец-то.