Мэри Патни - Нежно влюбленные

— Диана, скажи ради Бога, что?..

— Я как раз кончила доить корову, когда услышала ее крик, — запыхавшись перебила ее Диана. — Наверное, она увидела свет моего фонаря и закричала. — Диана опустила женщину в кресло у камина.

Несмотря на то что плащ незнакомки промок и был весь в снегу, было видно, что он очень дорогой. Но что леди могла делать тут в такую ночь?!

Скинув с головы капюшон, Диана прислонилась к стене возле камина, переводя дыхание. Еще ни разу ей не было так хорошо на этой теплой кухне, ни разу она с таким удовольствием не смотрела на начищенные до блеска кастрюли и сковородки, не вдыхала аромат свисающих с потолка высушенных трав.

Быстро оценив ситуацию, Эдит тут же взялась за дело. Запахнув плотнее свой темно-зеленый халат, она поставила на огонь кастрюлю с водой, а затем осторожно стянула с незнакомки вымокший плащ и принялась растирать ее побелевшие руки. Когда вода закипела, Эдит заварила чай, положила в него сахар и плеснула порядочную порцию бренди.

Эдит было около пятидесяти. Ее тронутые сединой волосы были заплетены в длинную косу, левую щеку сурового лица пересекал синеватый шрам. Однако сразу было видно, что за непривлекательной внешностью кроется добрая душа. Эдит была немногословна, говорила только по делу, и ее суждения всегда отличались глубокой мудростью.

Диана с наслаждением обхватила пальцами кружку с горячим чаем. А хозяйка дома тем временем зачерпнула ложкой немного горячего напитка и осторожно влила его в рот незнакомке. Та сначала поперхнулась, а затем стала понемногу пить целебный чай, который Эдит подносила к ее губам.

Диана с любопытством разглядывала спасенную женщину. Та была очень худой, но, очевидно, в молодости слыла настоящей красавицей. Даже сейчас ее лицо было привлекательным, в темных волосах лишь кое-где серебрились седые нити. Женщина находилась в полуобморочном состоянии, ее темно-карие глаза ничего не выражали.

— Уложи ее в мою постель, — едва слышно вымолвила Диана. — А я лягу с Джеффри.

Допив чай, Диана направилась наверх, уверенная в том, что Эдит сделает все, что надо.

Дрожа от холода, Диана скинула с себя платье и забралась под одеяло к сыну. Малыш тут же прильнул к ней своим теплым телом, и Диана быстро забылась крепким сном.

Если, сидя под деревом в ожидании смерти, Мадлен и не вспоминала эпизодов из своей жизни, то теперь, в горячечном бреду, картины былого то и дело вставали перед ней. Ее то преследовали кошмары, то вдруг, в полусне, она слышала приглушенные женские голоса. Нежные руки утирали ей пот со лба, кормили и давали лекарства, закутывали в теплые одеяла, когда ее била лихорадка.

Но вот Мадлен пришла в себя. Она была так слаба, что с трудом приподнимала руку, однако ужасная боль в груди прошла.

Открыв глаза, женщина увидела, что находится в маленькой комнате с белыми стенами. Была ночь, и комната освещалась лишь свечой на ночном столике. Сначала Мадлен смотрела на пламя, а затем перевела взгляд на женщину, сидящую за столиком.

Мадлен пришло в голову, что она, пожалуй, еще спит, и это сон, а может, она уже умерла. Ведь только умерев, можно открыть глаза и увидеть рядом ангела. А иначе чем ангелом женщину, сидящую у кровати, назвать было нельзя. Впрочем, ангелы, наверное, не должны быть похожи на людей, вылепленных из плоти и крови.

Услышав, что больная зашевелилась, Диана подняла на нее свои небесно-лазурные глаза.

Мадлен отметила безупречные черты и правильный овал лица, густые каштановые волосы, отливающие медью в слабом свете свечи. Простое домашнее платье из голубой шерсти не скрывало стройной фигуры с манящими формами. В Лондоне женщине с такой фигурой проходу бы не было от поклонников.

Она укорила себя за вульгарные мысли: конечно, женщина с такими внешними данными могла оказаться особой легкого поведения, но вообще-то милое лицо ее спасительницы было невинным, как у Богоматери.

Увидев, что больная открыла глаза, Диана улыбнулась, отложила в сторону шитье и положила прохладную руку на лоб Мадлен.

— Ну вот, вам получше, — промолвила она. — Мы страшно тревожились за вас.

Низкий голос Дианы был под стать ее внешности, хотя простое платье, манеры и речь явно не подошли бы для лондонской гостиной.

— Хотите попить?

Мадлен кивнула — в горле у нее пересохло. Женщина поднесла к ее губам стакан чаю с лимоном и медом. Сделав несколько глотков, Мадлен прошептала:

— Спасибо вам большое, теперь мне гораздо лучше.

Поставив стакан на стол, молодая женщина поправила подушки Мадлен, а затем, предвосхищая вопрос незнакомки, проговорила:

— Меня зовут Диана Линдсей, а вы находитесь в Хай-Торе, недалеко от Кливдена. Вас три дня лихорадило.

— Последнее, что я помню, — это слабый свет фонаря сквозь снег. Я пыталась идти на этот свет. Это были вы?

— Да, — кивнула Диана, — я ходила доить корову. Выйдя из сарая, я услышала крик и пошла узнать, в чем дело.

Трудно было представить, что женщина с ангельской внешностью умеет доить коров, впрочем, когда она дотронулась до лба Мадлен, та почувствовала, что ее рука не очень-то мягкая — такая шершавая кожа бывает у людей, занимающихся физическим трудом.

— Надеюсь, вы здесь не одна живете? — поинтересовалась Мадлен.

— Нет. Тут живет еще мой сын и хозяйка этого дома.

Странно, что в столь отдаленном месте в доме нет мужчины, но у Мадлен не было сил на излишнее любопытство. Она лишь смогла прошептать:

— А я — Мадлен Гейнфорд, я выросла в Кливдене. И вот хотела вернуться в родные места… — Она замолкла, не в силах объяснить, почему оказалась на дороге в бурю.

Диана встревоженно нахмурилась.

— Не говорите больше. Вам надо отдохнуть. Мы еще успеем поболтать. Потом.

Мадлен послушно закрыла глаза и заснула. На сей раз ее сон не прерывался кошмарами.

Проснулась она на следующее утро. Диана вошла в комнату в ту самую минуту, когда Мадлен Гейнфорд открыла глаза. Комната была полна солнечного света, и белые стены, казалось, светились. Взгляд больной скользнул по дубовому сундуку, шкафу, милым акварелям… Что и говорить, Мадлен привыкла к более изысканной обстановке, но она и виду не подала, что презирает нищету.

— Хотите есть? — спросила Диана. Больная кивнула. Молодая женщина сходила в кухню и вернулась с тарелкой дымящегося супа-пюре, щедро приправленного мелко нарезанными кусочками куриного мяса и лука-порея. Усадив Мадлен поудобнее, Диана стала кормить ее с ложки, как ребенка.

Когда тарелка опустела, больная промолвила:

— Спасибо вам, миссис Линдсей. Вы очень добры. — Ее голос стал увереннее, на щеках заиграл слабый румянец.

Эдит заплела ее волосы в косу и надела на нее белую фланелевую ночную рубашку. Большие карие глаза Мадлен были спокойными, но в их темной глубине затаилась грусть.