Сьюзен Робинсон - Помолвка

— Да, ваша светлость.

Герцог оставил трубу, взял со стола стакан с вином и начал пить маленькими глотками, в то время как его люди перекинули Ника поперек седла и привязали его к лошади. Потом герцог сел на свою лошадь и подъехал к Нику, голова которого зашевелилась. Герцог вытащил сапог из стремени и нанес удар. Голова Ника упала, и тело его снова обмякло.

Клермонт вздохнул и похлопал стеком по боку своей лошади.

— Ужасно утомительное дело.

Рана Джорджианы заживала хорошо, и она уже неплохо отдохнула. Однако события этого дня обрушились на нее, как снег на голову. Вначале, совершенно неожиданно, не известив их о своем прибытии, приехал новый наследник Трешфилд-хауса. Этот незнакомец изъявил желание поговорить с ней и сообщил ей поразительную новость. Потом приехал ее разгневанный отец, и вот теперь, не сказав ей ни слова, исчез Ник.

Она сидела за туалетным столиком, погруженная в мрачные мысли, в то время как Ребекка разыскивала тяжелое агатовое ожерелье, которое шло к ее шелковому вечернему платью пурпурного цвета с большим декольте. Когда герцог Клермонтский удостоил поместье Трешфилда своим присутствием, все нарядились так, словно готовились предстать перед монархом. Джорджиана, слишком расстроенная, для того чтобы думать об одежде, и не вспомнила бы об этом, однако Ребекка, которая уже давно была ее камеристкой и считала требования моды обязательными, позаботилась о ее наряде.

Она заблуждалась относительно чувств Ника. Все это время она была уверена, что не нужна ему, а оказалось, это он считал себя недостойным ее. Она осознала это, когда раненая лежала на столе в рабочей комнате, и это открытие потрясло ее. Некоторое время она боролась со своим смущением и пыталась избавиться от убеждения, что, несмотря на привязанность к ней, Ник не захочет провести всю жизнь с невзрачной верзилой. Потом еще больше времени ей понадобилось на то, чтобы набраться смелости снова видеть его, но в конце концов она решила встретиться с ним лицом к лицу и спросить, действительно ли он произносил те ласковые слова или они были галлюцинацией, вызванной болью и шоком.

Лишь сегодня утром она решилась покончить с затворничеством и вышла из своих апартаментов. Эвелин и Пруденс отнеслись к ее появлению с формальной вежливостью, и она уже собиралась оставить их и отправиться на поиски Ника, когда приехал мистер Даллас Мередит. Она узнала, что мистер Даллас связан с семьей графа родственными узами. Разумеется, его дружба с Джоселином началась с того, что он рассказал ему о своем родстве. Хотя ее не особенно интересовал новый наследник Трешфилд-хауса, он так настойчиво искал ее общества, что она позволила себе пойти на прогулку с ним и тетей Лавинией.

Он шел возле нее легкой пружинистой походкой, его золотистые волосы блестели на солнце, и он медленно говорил, приятно растягивая слова:

— Леди Джорджиана, мэм, как вы уже знаете, я приехал из Америки, где некоторое время проживала моя семья. Однако вы не знаете, что я много месяцев провел с вашим братом. Джорджиана остановилась на венецианском мосту и обменялась удивленными взглядами с тетей Лавинией.

— Неужели?

— Да, мэм.

— Мистер Мередит, — сказала тетя Ливи, — все это очень странно. Фамилия ваша не Хайд, но вы являетесь наследником Трешфилд-хауса и вот теперь говорите, что встречались с моим племянником.

— Понимаете, мэм, некоторое время назад у моего дедушки, так сказать, возникли некоторые проблемы в Джорджии, и когда он купил всю эту землю в Миссисипи, то просто сменил фамилию.

Тетя Ливи приподняла брови:

— Молодой человек, «мэм» говорят, когда обращаются к королеве.

Даллас улыбнулся ей:

— В таком случае, я полагаю, это обращение вполне подходит для таких царственных дам, как вы. У меня такая привычка, мэм.

— Вы ведете себя очень загадочно, мистер Мередит, — сказала Джорджиана. — Вы говорили о моем брате?

Даллас достал из внутреннего кармана конверт.

— Он попросил меня передать вам это письмо.

— Благодарю вас.

Увидев, что она не собирается открывать его, он сказал:

— Джоселин сказал, что оно очень важное и что вы должны прочитать его сразу, как только получите.

Глядя на невозмутимое лицо Далласа, Джорджиана прошла немного дальше по мосту, а тетя Ливи осталась с гостем. Вскрыв конверт, она достала письмо и начала читать.

«Моя дорогая Джорджи, я знаю, ты сердишься на меня за то, что я пытался помешать тебе выйти за Трешфилда, но сейчас мы должны забыть о наших разногласиях. Недавно я получил от Ника несколько взволнованных писем и пришел к выводу, что должен рассказать тебе о нем».

Она прочитала о жизни Ника, о его жестоком отце-алкоголике, о матери, которая до последнего дня скребла полы, зарабатывая на жизнь, о его младшей сестре, Тесси, которая умерла потому что была

хорошенькой. Джоселин написал даже о том, как Ник помог ему, когда он вознамерился избавить мир от выродков, которые издевались над детьми. Она знала о похождениях своего брата, но раньше она не понимала, что Ник руководил им, подсказывал, как вести себя в грязных трущобах Уайтчепела и портовых борделях. Без Ника Джоселин легко мог бы оказаться в Темзе с перерезанным горлом.

«Я уважаю Ника Росса, как никого другого, Джорджи. Я очень привязан к нему и буду счастлив, если смогу назвать его своим братом»

В этот момент Джорджиана поняла, что Джоселин дает ей свое благословение. Каким-то образом он догадался о том, что происходило между ней и Ником. Даже не поблагодарив мистера Мередита за его любезность, она побежала домой, чтобы найти Ника, но выяснилось, что Пертуи собрал все вещи своего хозяина и отбыл в неизвестном направлении. Ник исчез.

На глаза Джорджианы навернулись слезы, когда она вспомнила, какой несчастной она почувствовала себя, узнав о неожиданном отъезде Ника. Почему, почему, почему он уехал? Наверное, он устал ждать, когда она придет к нему. Он пытался встретиться с ней, но она малодушно отказалась от встречи. Она во всем виновата и теперь потеряла его навсегда. Должно быть, он ненавидит ее.

Ребекка принесла тяжелое агатовое ожерелье и надела его на шею Джорджианы. Джорджиана посмотрела в окно на черную беззвездную ночь. Темная пустота за окном напомнила ей о пустоте, которую она ощущала внутри себя. Эта пустота появилась в ее душе оттого, что она не слышала больше насмешливого голоса Ника, называющего ее «юным Джорджем», оттого, что не видела больше его губ, раскрывавшихся в удивленной улыбке, когда она лепетала о красоте древней статуи с телом человека и головой бабуина, оттого, что знала: он, возможно, больше никогда не обнимет ее так, как в ту незабываемую ночь в ее кабинете.