Джорджетт Хейер - Запретные желания

В библиотеке царило молчание, не интимное, а гнетущее. Голубые глаза миледи, смотревшие через стол в холодные серые глаза милорда, скользнули по пачке счетов, прикрытой его ладонью. Ее белокурая головка была опущена, нервные руки крепко сжаты. Несмотря на модное (и очень дорогое) утреннее платье из жатого французского шелка и на стильную прическу, сделанную у самого модного куафера Лондона, она выглядела до смешного юной – точь-в-точь школьница, пойманная на шалости. Собственно, ей еще не было и девятнадцати, но она уже почти год была замужем за джентльменом, стоящим по другую сторону стола и смотрящим на нее столь пристальным взглядом.

– Ну так что же?

Она судорожно сглотнула. Тон графа был вполне приветливым, но ее слух чутко уловил в его голосе беспощадные нотки. Она украдкой бросила на него испуганный взгляд и, покраснев, снова опустила глаза. Он не хмурился, но не было сомнения: он таки добьется от своей провинившейся молодой жены ответа на вопрос, на который ответа не было.

Снова воцарилось молчание, нарушаемое только тиканьем больших часов на каминной полке. Миледи так сильно сжала пальцы, что они побелели.

– Я спрашиваю вас, Нелл, почему все эти торговцы, – граф поднял со стола пачку счетов и бросил их, – сочли необходимым обратиться ко мне, чтобы я оплатил их счета?

– Мне очень жаль! – пролепетала графиня.

– Но это не ответ на мой вопрос, – сухо сказал он.

– Ну… Ну, я думаю, это потому, что я… я забыла оплатить их сама!

– Забыли?

Золотистая головка опустилась еще ниже; она снова нервно сглотнула.

– Опять на мели, да, Нелл?

Она виновато кивнула, еще гуще покраснев.

Его лицо было непроницаемо, и какое-то мгновение он молчал. Его взгляд был устремлен на нее, но что он при этом думал, угадать было невозможно.

– Похоже, я даю вам слишком маленькое содержание, – заметил он.

Понимая, что содержание, которое он давал ей, было отнюдь не маленьким, она бросила на него умоляющий взгляд и, заикаясь, пробормотала:

– О нет, нет!

– Тогда почему же вы в долгах?

– Я покупала вещи, которые, наверное, не следовало покупать, – в отчаянии сказала она. – Например, это платье! Мне действительно очень жаль. Я больше не буду!

– Могу я взглянуть на ваши оплаченные счета?

Это было сказано еще более приветливым тоном, но краска мигом сбежала с ее щек. Они побелели так же резко, как только что покраснели. Конечно, у нее были кое-какие оплаченные счета, но никто лучше нее не знал, что вся эта сумма – хотя дочери обедневшего пэра она и могла казаться огромной – не составляла и половины того щедрого содержания, которое ежеквартально выплачивалось ее банкирам. Поэтому теперь в любой момент милорд мог задать вопрос, которого она боялась больше всего на свете и в ответ на который не посмела бы сказать правду.

Так и случилось.

– Три месяца назад, Нелл, – проговорил граф размеренным голосом, – я строжайше запретил вам оплачивать долги своего брата. Вы обещали мне, что не будете этого делать. Но вы все-таки это сделали?

Она отрицательно покачала головой. Ужасно лгать ему, но что еще можно сделать, когда он смотрит так сурово и не проявляет ни малейшего сочувствия к бедному Дайзарту? Ведь стесненные обстоятельства, в которых постоянно пребывает Дайзарт, – результат его несчастливой судьбы; похоже, Кардросс не понимает, насколько несправедливо обвинять Дайзарта в том, что он не в состоянии бросить игру в карты и на скачках. Эта Роковая Страсть, говорила, покоряясь судьбе, матушка, у них в роду: дедушка умер, не выдержав бремени нависших над ним долгов; отец, в своем похвальном стремлении восстановить богатство семьи, еще безнадежнее перезакладывал свои поместья. Вот почему отец был так счастлив, когда Кардросс попросил ее руки. Ведь Кардросс был не только родовит, но и богат, а отцу к тому времени уже пришлось столкнуться с ужасной необходимостью выдать свою старшую дочь за того, кто предложит больше, даже если (ужасная мысль!) тот окажется всего-навсего богатым купцом, который не прочь приобщиться к высшему сословию. Он пошел на этот шаг под давлением обстоятельств и был вознагражден: в ее первый же светский сезон – она всего месяц как начала выезжать – Кардросс не только заметил леди Элен Ирвин, но и, по всей видимости, решил, что она и есть та самая невеста, которой он так долго дожидался. Лорду Певенси и не мечталось о такой удаче. Разумеется, можно было предполагать, что Кардросс, которому было за тридцать и который не имел близких родственников и возможных наследников, кроме кузенов, подумывает о весьма скорой женитьбе; но положение его было таково, что он мог свободно выбирать из всех юных девиц, которых матушки усердно представляли в Королевских Гостиных, а потом вывозили напоказ в бальную залу Олмака и на все модные празднества. Кроме того, судя по внешности и стилю дамы, известной всем как его любовница, он предпочитал женщин много старше и более опытных, чем девочка со школьной скамьи. Отец никогда даже не мог подумать, что маленькая Нелл сослужит семье такую службу. В конце концов ее успех и великодушие Кардросса оказались для него слишком велики: едва он отвел свое дитя к алтарю, как с ним случился удар. Врачи уверяли его жену, что он будет жить еще много лет, но болезнь сделала его таким немощным, что он вынужден был оставить обычные занятия и удалиться в дом своих предков в Девоншире, где, по твердому, хотя и не высказанному вслух убеждению его жены и зятя, должен был пребывать и впредь.

Нелл не знала, чем, собственно, Кардросс заслужил такую благодарность ее родителей. Все это называлось туманным словом «договоренности», и ей не полагалось забивать этим свою хорошенькую головку; от нее лишь требовалось всегда вести себя достойно и благоразумно. Матушка, заявляя о своей глубокой благодарности, совершенно определенно объяснила ей, что именно должно подразумеваться под ее долгом: всегда представать перед милордом с приветливым лицом и никогда не ставить его в неловкое положение, задавая ему вопросы дурного тона или показывая ему свою осведомленность о возникшей у него (что возможно) связи за пределами стен его роскошного дома на Гросвенор-сквер.

– В одном я уверена до конца, – говорила матушка, нежно поглаживая руку Нелл, – в том, что он будет относиться к тебе с величайшей предупредительностью! А манеры его так безукоризненны, что я уверена: тебе никогда не придется жаловаться на пренебрежение с его стороны или… или на равнодушную вежливость, которая является уделом столь многих женщин в твоем положении. Уверяю тебя, моя милая, нет ничего мучительнее, чем быть замужем за человеком, который не скрывает, что его интерес лежит вне дома.