Джорджетт Хейер - Цена желаний

Было за полночь, и жители домов, теснившихся вокруг треугольной лужайки, давно уже спали. Нигде ни огонька, только полная луна плыла по темно-синему небу, озаряя деревню бледным светом, холодным, точно блеск стали. Четко очерченные ее сиянием предметы лишились красок, и потому все они, даже самые прозаические, вроде бензоколонок, казались почти бесплотными; тени домов и деревьев ложились на землю уродливыми пятнами сажи.

К обочине лужайки кто-то подогнал машину, золотистые лучи ее фар прорезали тьму, мотор мягко пульсировал. Дверца машины была открыта. У машины под огромным вязом что-то задвигалось, и из его тени на лунный свет вышел человек; он опасливо огляделся и, минуту поколебавшись, поспешно сел в машину; заскрежетали скорости – машина стала разворачиваться. Человек обернулся на вяз – под ним смутно вырисовывался какой-то предмет – и, решительно развернувшись, поехал прочь по лондонской дороге. Шум мотора замер вдали; где-то рядом тявкнул пес; потом все стихло.

Луна совершала свое путешествие по небу, и тень вяза становилась короче; зловещий свет, прокравшись под ветвями, осветил две ноги в лаковых ботинках, вставленные в отверстия колодок. Ноги не двигались; лунный свет подкрался ближе, выхватив из темноты грудь в белоснежной рубашке.

Прошел еще час, и из-за угла у Кингз-Хед выехал велосипедист. Это констебль Дикенсон возвращался домой с ночного дежурства. Теперь луна целиком освещала колодки. Джентльмен в вечернем костюме, казалось, сидя спал, тело его наклонилось вперед, голова свесилась на грудь. Дикенсон ехал, тихо насвистывая, но вдруг замолчал, переднее колесо его велосипеда вильнуло в сторону. Колодки были достопримечательностью Эшли-Грин, но полицейский как-то не помнил, чтобы раньше кого-нибудь в них сажали. Он здорово перепугался. Пьяный олух, подумалось ему. Видно, кто-то решил потешиться над тобой, дружище.

Дикенсон слез с велосипеда и аккуратно прислонил его к вязу. Фигура в колодках не шелохнулась.

– Ну-ну, сэр, проснитесь! – с мягким укором сказал констебль. – Нельзя же ночевать здесь! – Он положил руку на осевшее плечо и чуть тряхнул его. – Пошли, сэр, ей-богу, вам бы лучше домой.

И, поскольку человек не откликнулся, затряс плечо сильнее и обхватил незнакомца, пытаясь его поднять. Человек и тут не пошевелился, но его рука, лежавшая на коленях, соскользнула, свесилась и закачалась, задевая брюки констебля. Дикенсон наклонился, пристально вглядываясь в обращенное вниз лицо, и вытащил из кармана фонарь. Вспыхнул свет, и констебль отпрянул. Фигура на скамье завалилась вбок, но ноги по-прежнему были зажаты колодками. «Бо-оже! – прошептал Дикенсон, вдруг почувствовав, что у него пересохло во рту. – О Бо-оже!» Ему не хотелось больше не только прикасаться к этому телу, но и подходить ближе, потому что он почувствовал на руках что-то липкое, а Дикенсон в жизни своей еще не видел мертвецов.

Он наклонился и вытер руку о траву, обзывая себя последним дураком. Такого он не ожидал; его желудок будто перевернулся, а кишки подпрыгнули и оказались в груди; его тошнило. Тяжело дыша, он снова приблизился к фигуре, осветил ее фонариком и осторожно дотронулся до висевшей руки. Рука была не слишком холодная и не влажная, как пишется в книгах, просто прохладная. Пожалуй, уж лучше была бы ледяная. Почему-то это едва ощутимое тепло было отвратительно.

Он взял себя в руки. Его дело не фантазировать, а решить, с чего начать. Совершенно ясно – человек мертв; бессмысленно стоять над телом, лучше как можно скорей связаться с полицейским участком в Ханборо. Он вывел велосипед на дорогу, вскочил на него и помчался на другой конец лужайки, к дому со строгими кисейными занавесками и аккуратными клумбами, над входной дверью которого на узкой доске красками было написано:

ОКРУЖНАЯ ПОЛИЦИЯ.

Войдя, он стал пробираться к телефону, стараясь ступать как можно тише, чтобы его жена, которая спала наверху, не проснулась и не позвала его. Не то пришлось бы все ей рассказать, а она ждала первенца и неважно себя чувствовала.

Он поднял трубку, размышляя, правильно ли поступил, бросив труп посреди деревни. Пожалуй, не слишком.

Ответил дежурный сержант. Дикенсону было странно слышать, как твердо звучал его собственный голос, потому что на самом деле он был малость не в себе, и неудивительно. Он все рассказал с предельной бесстрастностью, но в ответ дежурный сержант воскликнул далеко не столь бесстрастно:

– Что?! – а потом: – В колодках! – и наконец: – Послушай, а ты уверен, что он мертв?

Но констебль Дикенсон был совершенно уверен, и, когда дежурный услышал про кровь и про рану в спине, недоверчивые восклицания смолкли и он коротко сказал:

– Хорошо. Беги туда и смотри, чтобы никто не притрагивался к телу. Инспектор и «скорая помощь» прибудут мигом…

– Погодите минутку, сержант, – сказал констебль, ему не терпелось рассказать все, что он знал. – Я опознал этого человека – это мистер Верикер.

– Кто? – переспросил сержант.

– Верикер. Джентльмен из Лондона, который купил коттедж «Риверсайд». Он приезжает на выходные.

– А! – рассеянно произнес сержант. – Значит, не местный.

– Не совсем, – согласился констебль. – Но я не могу взять в толк, почему он оказался ночью в колодках. Да еще в вечернем костюме.

– Ладно, отправляйся назад и следи за всем, пока не появится инспектор, – сказал сержант и повесил трубку.

Дикенсон слышал, как что-то звякнуло, и это его разочаровало, потому что теперь, когда он пришел в себя после нервного потрясения, он уже видел некоторые странные обстоятельства этого убийства, и ему хотелось обсудить их с сержантом. Но делать нечего, пришлось подчиниться приказу; он повесил трубку, вышел на цыпочках из дома и направился к ограде, у которой оставил свой велосипед.

Вернувшись к колодкам, он нашел мертвеца, лежавшего в том же положении. Видно, никто не приходил с тех пор, как констебль ушел, и, осмотрев с помощью фонаря землю в надежде обнаружить какую-нибудь улику или следы, констебль прислонился к дереву и попытался до прихода инспектора самостоятельно разгадать эту загадку.

Ждать пришлось не слишком долго, вдалеке послышался шум мотора, и через несколько мгновений к лужайке подъехала машина, из нее ловко выпрыгнул инспектор Джеррольд и повернулся, чтобы подать руку полному господину, в котором констебль признал полицейского хирурга, доктора Хоука.

– Ну что? – оживленно спросил инспектор. – Где тело, Дикенсон? А! Вот! – Он подошел к скамье и осветил фонариком неподвижную фигуру. Хм! Похоже, доктор, вам здесь делать почти нечего. Посвети фарами сюда, Хилл. Вот так лучше. Нашли его в том же положении?