Элизабет Эллиот - Тигровая лилия

А стала бы она отвечать на его поцелуи? Он чуть было не шагнул к ней, но вовремя остановился, сообразив, что он собирается сделать. Он несколько раз сжал и разжал кулаки, пока наконец не уверился в том, что в состоянии себя контролировать. Обеспокоенный тем, что она в любой момент может оглянуться и увидеть его страстный взгляд, он деликатно кашлянул.

Лили выпрямилась и, откинув волосы за спину, небрежно поправила бант.

– Ах, это вы, ваша светлость.

Она нисколько не смутилась, увидев его. Словно не помнила уже его долгой нотации, прочитанной ей всего два дня назад.

– У вас тут замечательный старинный, клавесин. – Она приподняла край пыльного чехла. – Хотите взглянуть?

– Нет! Не тро… – Он ринулся к клавесину, но было уже слишком поздно. Лили сдернула чехол раньше, чем он успел остановить ее. Густое облако пыли взметнулось между ними.

– О Боже! – Она замахала руками, тщетно пытаясь разогнать серое облако. Света в комнате стало еще меньше. А когда пыль потихоньку осела, первое, что увидел Ремингтон, было ее улыбающееся лицо.

– Что тут смешного?

Она лишь показала пальцем на его лицо и расхохоталась.

– У вас такой вид, будто вы угодили в мешок с мукой.

Он оглядел свой покрытый слоем светло-серой пыли костюм и перевел взгляд на ее платье.

– На вашем месте я не спешил бы смеяться. Вы на себя полюбуйтесь.

Она отряхнула подол, потом стряхнула пыль с волос и лица, взметнув еще два серых облачка.

– Похоже, я сумела нанести непоправимый урон вашему костюму и своему платью. Я страшно раскаиваюсь, милорд.

Однако по ее виду нельзя было сказать, что она так уж сильно раскаивается. Герцог почувствовал, как его суровость тает, а губы растягиваются в усмешке.

– Вы бы посмотрели на свое лицо.

– Ну уж нет, благодарю покорно. – Она улыбнулась ему в ответ, однако, когда их взгляды встретились, ее улыбка вдруг стала неуверенной, а затем и вовсе погасла. Внезапно она почувствовала огромное желание привести себя в порядок и отвела глаза.

Герцог протянул руку.

– Пойдемте, Лили. Теперь ваше любопытство удовлетворено, а значит, эту комнату можно снова запереть.

Она покачала головой.

– Но ведь вы даже не взглянули на клавесин.

Не обращая внимания на его протянутую к ней руку, Лили принялась осторожно обходить клавесин, чтобы рассмотреть его со всех сторон. Это был большой, довольно неуклюжий инструмент, однако корпус из розового дерева, украшенный тонкой резьбой, был сделан, без сомнения, рукой мастера. Меньше всего герцога занимал сейчас клавесин. Ибо он был поглощен созерцанием угадывавшейся под мягкими складками платья соблазнительной фигуры Лили. Внутренний голос нашептывал ему, что они сейчас одни и что он может просто закрыть дверь, и никто из слуг не осмелится помешатьим .Он снова сжал кулаки, преодолевая соблазн запереть дверь.

– Вынужден напомнить, что я запретил вам сюда заходить. Все комнаты на этом этаже не в порядке. Вы могли пострадать…

– Начало восемнадцатого века, – прервала она его. Ее пальцы благоговейно пробежались по клавишам. Глядя на них, герцог почти явственно представил, как кончики ее пальцев вот так же ласково касаются его пылающей кожи. Эта воображаемая ласка еще больше разожгла его кровь. Девушка опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть редкостный инструмент, предоставив герцогу возможность увидеть ее тело в этом новом ракурсе.

– Возможно, даже семнадцатый, – размышляла вслух Лили. – Интересно, оставил ли мастер где-нибудь свой знак?

Если они сейчас же отсюда не уйдут, мелькнуло в голове у герцога, то он уж точно оставит на ней свой знак.

– Вы откровенно игнорируете мои распоряжения, леди Лилиан.

– А, вот он где!

Он наклонился вперед, ибо она почти совсем исчезла из виду: девушка сидела на полу, еще более грязная, чем прежде, так как собрала всю пыль под клавесином. Однако герцога это нисколько не смущало, он видел лишь плавные изгибы ее бедер. Чтобы было легче стоять в такой неудобной позе, герцог слегка оперся на инструмент, и тот жалобно скрипнул. Он мгновенно отвлекся от этих дивных форм.

– Вы должны немедленно оттуда вылезти, леди Лилиан. Вы представляете, сколько этот клавесин весит и что будет, если он обрушится на вас?

Но она будто не слышала его встревоженных слов.

– О Боже! Вы должны это увидеть, ваша светлость!

– Я вовсе не собираюсь ползать там в пыли! – возмущенно откликнулся он.

В действительности эта перспектива показалась ему очень соблазнительной. А если бы она, зазывая его под клавесин, пообещала ему поцелуй, он отправился бы за ней куда угодно. И даже вызвался бы самолично отчистить ее платье от пыли. Он бы делал это очень старательно, не пропуская ни дюйма. Он снова окинул ее взглядом, пытаясь представить себе, какой она окажется на ощупь. Мягкая. Нежная. Теплая. О да, очень теплая.

Он тряхнул головой. Откуда они берутся, эти безумные мысли. Он с трудом взял себя в руки и выпрямился. Подальше от соблазна!

– Вы должны немедленно вылезти оттуда, юная леди! – Он очень старался придать своему голосу отеческую строгость.

– Но это же очень интересно! – Она наклонилась еще ниже, выглядывая из-под инструмента. На одной ее щеке чернело пятно грязи, а с банта свисала паутина. Сейчас она была похожа на грязного уличного сорванца. Сорванца с манящими загадочными глазами, каких нет больше ни у кого на свете. И сейчас эти глаза смотрели на него с молчаливой мольбой. В ее взгляде было столько надежды, что он не выдержал. Шутливо подняв руки в знак того, что сдается, герцог сказал:

– Ну, хорошо. – Он встал на четвереньки и заглянул под инструмент. Он вынужден был сильно пригнуться, ведь он был гораздо крупнее Лили, а потом еще самым немыслимым образом вывернуть шею, чтобы разглядеть проклятую пластинку.

– Видите! – восторженно воскликнула девушка. Она стерла пыль, покрывающую нижнюю поверхность клавесина, в том месте, где виднелась какая-то надпись. – Здесь написано: «Бартоломео Кристофори, 1693».

– Я сам могу это прочитать, – коротко отвечал он. Вывернутая шея начала болеть, и страшно хотелось чихнуть. Самым удобным было бы лечь на спину и положить голову ей на колени, иначе ему не разглядеть этой надписи. К тому же у него полны глаза пыли. Уголком глаза он смотрел на ее руки, представляя, как эти нежные пальцы ласково перебирают его волосы, пока его голова лежит у нее на коленях. Он скрипнул зубами.

– Обычный старый клавесин. Тысяча шестьсот девяносто третий год. Не такая уж редкость.

– Но ведь это же Кристофори!

– Обычный старый клавесин, – повторил он и с досадой посмотрел на Лили. – И он в любую минуту может рухнуть нам на головы.

– Едва ли. – Она насмешливо взглянула на него. – Так вы не знаете, кто такой Кристофори?