Эллен Марш - Загадочный супруг

– Вы здесь, в Версале? Вот так сюрприз! Я слышал, вы в Париже. Мне очень жаль, но Флер нет. Она поехала навестить...

– Я приехала не к Флер, – перебила Таунсенд. – Арман, где мой муж?

– Э-э... Ваш муж...

– Я полагаю, он этой ночью был с вами?

– Со мной? Помилуйте, с какой стати? Таунсенд протиснулась в квартиру мимо него, ему оставалось лишь последовать за ней.

– Почему вы думаете, что Ян у нас? – не сдавался он.

Таунсенд обвела взглядом небольшую, но уютную комнату, в которой ей довелось быть лишь один раз, в июне, когда Флер и Арман сняли эту квартирку по приезде из Метца. «Флер сотворила истинные чудеса, – подумала Таунсенд, – и всего лишь на офицерское жалованье». Но ей было сейчас не до талантов Флер и не до этой неженки Армана, который взирал на нее чуть ли не с ужасом и выглядел жертвой жестокого похмелья.

– Вчера в оперном театре был офицерский банкет, – холодно проговорила Таунсенд. – Как бывает всегда, когда в гарнизон прибывает новый полк. Помнится, я всего лишь на прошлой неделе прочла в «Мониторе», что в скором времени ожидается прибытие в Версаль фламандцев, драгунов Монморанси и швейцарской гвардии. Вы ведь служите во Фламандском полку, не так ли? И взяли с собой Яна. Флер мне говорила как-то, что у вас издавна существует обыкновение вместе посещать подобные пиршества. И перед Яном встал выбор – отправиться с вами или попытать счастья за карточными столами герцога Орлеанского. Легко могу себе представить, чему он отдал предпочтение. – Она вздернула подбородок и впилась в него пылающим взглядом. – Отвечайте, где он?

Арман раскрыл рот, потом закрыл и посмотрел поверх ее плеча. Глаза Таунсенд сузились.

– Понимаю, – обронила она и попыталась пройти вглубь квартиры, но он схватил ее за руку.

– Постойте! Не ходите туда, умоляю вас! Я его приведу. Это... это не самое приятное зрелище.

– Воображаю, – процедила она сквозь зубы. – Но не трудитесь, я найду дорогу сама.

Она нашла Яна в полутемной спальне, он лежал полураздетый на нерасстеленной походной кровати. Когда она нагнулась и встряхнула его, он застонал, но не шевельнулся. В комнате было холодно, и Таунсенд поморщилась и осуждающе взглянула на Армана.

– Мы не были вчера на банкете, клянусь вам!

– бормотал Арман, пытаясь оправдаться. – Ян, я и еще несколько офицеров Национальной гвардии в «Семи лисицах». Вино было ужасное, что и объясняет...

– Подобное похмелье? – Таунсенд брезгливым жестом показала на неподвижное тело на кровати.

– Вроде вашего? Вы смотрелись сегодня в зеркало, Арман?

– «Семь лисиц» не то заведение, где...

– Да будет вам! – оборвала его она. – Даже ноги вашей не было в «Семи лисицах»! Я отлично вижу, что вы лжете, и понимаю, почему считаете нужным мне лгать.

Арман промолчал, хотя ее слова задели его. А выглядел он и впрямь совершенно больным. Таунсенд поджала губы, заметив на его мундире жирные пятна и несколько недостающих пуговиц. Какое счастье, что Флер нет здесь. Как это ни невероятно, но болтовня Сесиль о фантастическом вчерашнем дебоше, по-видимому, не была пустой, иначе Арман не выгораживал бы своего шурина с таким упорством.

– Я полагала, что на подобные банкеты приглашают только офицеров и волонтеров, – продолжала Таунсенд, повернувшись к окну, чтобы поднять жалюзи. Распахнув окно настежь, она впустила в комнату холодный воздух. – Тем не менее, вы взяли Яна с собой?

– Да не брал я его, – еле слышно проговорил Арман. – Мы встретились там случайно. Дело было около полуночи. Ян перед этим ужинал где-то во дворце, и, когда я увидел его в ложе герцога Шартрского, он был э-э... не вполне в себе.

– Пьян до бесчувствия, хотите вы сказать?

– Да, но... но он был один, совершенно один. Я попросил кое-кого из ребят помочь мне перенести его сюда, а сам вернулся на банкет. Поскольку Флер уехала, я решил, что ничего дурного в этом нет...

– Вы сегодня выходили на улицу? – требовательно спросила Таунсенд. Арман отрицательно мотнул головой и, поморщившись, сжал руками виски. – Следовательно, вы не слышали, как отнеслось население к вашим «невинным» развлечениям.

– Я помню, что пирушка была немного бурная...

– Немного? – повысила голос Таунсенд. – Немного бурная? – Она не сумела сдержать рвавшихся из сердца злых слов. – Я готова своими руками задушить вас обоих! – И она принялась тузить кулаками распластанное тело мужа.– Вставай! – кричала она. – Мы едем домой!

Тот, охнув, перевернулся на спину, и Таунсенд с гримасой отвращения взглянула на него и увидела устремленные на нее мутные карие глаза...

– Боже правый! – воскликнула она в ужасе и схватила Армана за отвороты мундира. – Кто это? Вы сказали мне, что Ян...

– Ступайте прочь, – пробормотал незнакомец на походной кровати, который ничуть не походил на Яна, а вид у него был такой, будто от звука ее голоса у него раскалывается голова.

– Куда вы дели Яна? – допытывалась Таунсенд у Армана. – Где он?

– Отпусти его, – прозвучало у нее за спиной. Она мгновенно повернулась. Ян стоял на пороге, привалившись к косяку двери, словно с трудом держался на ногах. И выглядел он еще хуже двух остальных: воспаленные глаза, растрепанные волосы, мятое, мертвенно-бледное лицо. От него исходил запах пота, алкоголя и скорее всего женщин.

Таунсенд не собиралась подходить к нему ближе, чтобы удостовериться в этом.

– Так вот чем вы были заняты, – севшим голосом проговорила она, задыхаясь, – пока я сидела дома, не находя себе места от беспокойства за вас, и терпела оскорбления от этой... шлюхи, которая похваляется, что была вашей любовницей. Хотелось бы знать, что вы скажете по этому поводу, Ян Монкриф! Ну? Ну же!.. – последние слова она уже не говорила, а кричала.

Арман, потрясенный, смотрел на нее. Даже лежавший на кровати человек привстал, чтобы взглянуть на нее. Только Яна, казалось, ничуть не взволновал ее необузданный гнев. Слегка пошатываясь, он постоял в проеме двери, потом выпрямился и устало проговорил:

– Идем. Я отвезу тебя домой.

Таунсенд хотела было опять на него обрушиться, но он тряхнул головой, приказывая ей замолчать. Ну что ж, пусть так, она постарается сдержаться – ненадолго. Круто повернувшись на каблуках, она быстро вышла из комнаты. Ян шел медленней, и она со злорадством это отметила. У него наверняка немилосердно болит голова. И прекрасно, так ему и надо.

В полном молчании они преодолели недолгий путь до дворца. Ян еле волочил ноги, и Таунсенд, наверное, прониклась бы к нему жалостью, если б не пришли на память слова Сесили: «Все до одного, кто там был, оскоромились». Да еще в ложе герцога Шартрского!

Когда они, наконец, оказались в его комнатах, ей стоило больших усилий не выплеснуть наружу боль, обиду, подозрения. Изменил он ей? Да или нет? Она могла бы простить все на свете, только не это. Любовные объятия – самое интимное, что существует между мужем и женой. И если он посмел нарушить клятву супружеской верности... Если он только посмел...