Гейл Уилсон - Тайна покинутой часовни

– Мистер Пирс обещал, что вы поможете мне выбрать, ваша светлость, – наконец робко отозвался Ричард.

– Все они отличные животные. Выбирай того, который тебе понравился больше всех, к которому потянешься душой. Хороший пони станет не только твоим помощником, но и настоящим другом.

– А что будет с остальными? – неожиданно спросил малыш.

Герцог озадаченно покачал головой, между золотистых бровей залегла морщинка.

– Их отправят обратно к хозяевам.

– И они достанутся другим мальчикам? – настойчиво допытывался Ричард.

– Не знаю, может быть. Не беспокойся, их не обидят. Посмотри, какие они ухоженные. – Что тревожит ребенка? Почему он не выбирает?

– Как вы думаете, они поймут? – Вейл непонимающе смотрел на него, и Ричард пояснил: – Поймут, что я выбрал другого? Почувствуют, что их отправили домой потому, что другой оказался лучше?

– Вряд ли они настолько понятливы, – мягко возразил Ник, невольно погладил мальчика по голове и улыбнулся. – А если выбор сделаю я, тебе станет легче?

– Только... разрешите мне попрощаться с остальными.

Вейл задумался, глядя на четырех животных. В просторных конюшнях они никому не помешают.

– Оставьте всех, – велел он Пирсу, на лице которого отразилось явное удивление. Места здесь хватит.

– Конечно, как вам будет угодно, ваша светлость, – спохватился Пирс. – Конюшня принадлежит вам! – И сын тоже, мысленно добавил он.

– Значит, все они мои? – изумленно выговорил Ричард. – Но их слишком много! Я не думал... – Он нахмурился.

– Знаешь, я давно понял, что с герцогом лучше не спорить – себе дороже, – усмехнулся Пирс и повел мальчика вдоль денников. – Тем более что места здесь и вправду хватит, – добавил он с удовлетворенной улыбкой.

– Как прошел выбор пони? – спросила тем же вечером Мэри, оставшись вдвоем с герцогом в спальне. Весь день Вейл совещался со своим секретарем, прибывшим из Лондона, – судя по всему, речь шла о том, как распорядиться имуществом Трейвика. Кроме того, герцог решил сообщить властям о том, что Трейвик связан с контрабандистами кентского побережья. Теперь обратный путь для торговца был надежно закрыт.

– Он испугался, – ответил Вейл, вспоминая лицо сына. – Побоялся, что отвергнутые пони обидятся. Он унаследовал твою чуткость, Мэри. В его возрасте мне и в голову не приходило думать о чувствах лошадей!..

– Возможно, потому, что тебя никогда не отвергали, – объяснила Мэри.

Вейл небрежно бросил на туалетный стол отстегнутую булавку. Обдумывая замечание Мэри, он развязывал галстук.

– Значит, с Ричардом обращались не слишком хорошо? – наконец спросил он.

Мэри, сидевшая на постели, отвела взгляд.

– Трейвик, которого Ричард считал отцом, недолюбливал мальчика. Он наказывал его – но не более сурово, чем другие отцы. По крайней мере я уверяла себя в этом. Ричарду приходилось хуже, если я или Абигейл пробовали вступиться за него. В конце концов я научилась сдерживаться.

– Мне следовало убить его, – прошептал Вейл. – Напрасно я поверил угрозам. Он не смог бы причинить мальчику вред. Надо было задушить Трейвика при первой же встрече.

– Тогда нам не удалось бы отыскать Ричарда, – напомнила Мэри. – Все еще можно исправить. В конце концов Ричард поймет, что его любят.

– Разве это искупит мою вину? – с горечью произнес Вейл.

– Да, – кивнула Мэри, глядя на него в упор. – Любовь искупает великое множество ошибок. Мы оба не раз ошибались, и все-таки...

Мэри смущенно замолчала. Вейл подсказал:

– И все-таки мы вместе. Снова вдвоем, – добавил он и улыбнулся.

Тихие дни английского лета тянулись нескончаемой чередой. Адвокаты герцога Вейла начали в Лондоне процесс по делу о признании законных прав его первого сына. Брак герцога и Мэри Уинтерс уже был признан королевским судом; теперь оставалось лишь позаботиться о правах ребенка, которого герцог давно объявил своим.

То, что ребенок был окрещен как Ричард Трейвик, адвокаты называли чудовищной ошибкой и объясняли, что это произошло в то время, когда сам герцог был при смерти, а его молодой жене нездоровилось после родов.

Свет наслаждался бесчисленными сплетнями и догадками, но Мэри и ребенок, жившие в поместье, были надежно ограждены от пристального внимания досужих аристократов. Вейла уверяли, что процесс пройдет как по маслу. В конце концов, Маркус Трейвик и не подумал протестовать: он так и не вернулся в Англию, и поскольку его противозаконная деятельность оказалась раскрытой, вряд ли в будущем он отважился бы предъявить права на ребенка.

Ник мечтал лишь об одном: чтобы битва на домашнем фронте продвигалась так же удачно, как судебный процесс. Отношения с Мэри складывались почти идиллически, но Ричард по-прежнему был слишком сдержан и замкнут для ребенка своих лет – по крайней мере в присутствии отца. Он держался так отчужденно, что Мэри все не решалась объяснить мальчику, что Ник – его настоящий отец.

– Наберись терпения, – уговаривала она Ника. – Ричард столько пережил! Дай ему время привыкнуть к нам.

В глазах герцога отражалось горькое разочарование, однако он молчал, продолжая обращаться с ребенком так же терпеливо и доброжелательно, как вначале. Зато с Пирсом Ричард сразу подружился, и Ник часто ловил себя на мысли, что завидует собственному денщику.

Герцогу и в голову не приходило, что его воинская карьера – постоянный предмет бесед Пирса и Ричарда. А от гувернантки мисс Хокинс мальчик узнавал подробности детства Вейла. Сокровища детской, которые перешли в полную собственность Ричарда, обрели для него особую ценность потому, что прежде ими владел рослый, сероглазый человек, перед которым преклонялись все – и Пирс, и Смитерс, и мисс Хокинс.

Темной октябрьской ночью огромный замок крепко спал, убаюканный тишиной. Конюх поднял тревогу, едва едкий запах дыма долетел до сеновала, где он спал.

Распахнув дверь и увидев, что огонь стремительно распространяется по конюшне, конюх не стал медлить ни секунды. Гулкий звон колокола разорвал ночную тишину, и почти мгновенно двор заполонили полуодетые конюхи, грумы и их помощники. Ржание запертых в конюшне лошадей, обезумевших от ужаса, придавало их спасителям силы и проворства.

Само собой, никому и в голову не пришло послать за герцогом – по крайней мере в первые минуты суеты и неразберихи. Домашняя прислуга вскоре пришла на помощь конюхам, но хозяина дома Томпсон все не решался разбудить.

В конце концов отца разбудил Ричард. Крыло дома, где располагалась детская, находилось ближе к конюшням. Звон колокола заставил мальчика выглянуть в окно и в ужасе броситься на поиски человека, которого он считал всесильным.

Ник понял все отчаяние ребенка мгновенно. Он начал одеваться раньше, чем Мэри сумела разобрать всхлипы Ричарда.