Патриция Кемден - Золотой плен

– Мадам!

Она помедлила, но осталась стоять к нему спиной.

– Если вы задержитесь дольше, чем следует, я пойду вас искать.

Она продолжила путь, вступив в лес.

– И тогда остаток ночи вы проведете привязанная к дереву! – прокричал он ей вслед.

Кусты и низкие ветви деревьев цеплялись за платье, запутывались в волосах.

Вскоре и Торн, и огонь скрылись за густой листвой. Ее факел шипел и потрескивал. Она освещала себе дорогу, настойчиво шаря глазами по траве, попадавшей в оранжевый круг света. Ноги утопали в рыхлом перегное, влажный воздух пропитался запахами плесени и ночных цветов.

Ее внимание привлек маленький кустик. Она склонилась над ним и пробормотала:

– Бузина.

Оторвала листик, растерла пальцами, понюхала. Потом заткнула за пояс подол юбки наподобие большого кармана. И начала пригоршнями рвать траву.

Набрав достаточно, она прошла подальше и наткнулась на широкие листья подорожника, низко стелющиеся по земле, и на пахучие сиреневые цветочки валерианы, чьи корни приносят успокоение. Она воткнула факел в трещину большого камня. По губам ее скользила улыбка от милых сердцу образов, которые хранит это место.

Она вспомнила, как они с Лиз выложили забавные рожицы из листьев, корней и семян, тщательно собранных матерью. Такие проказы обычно кончались легкой взбучкой, и в наказание их заставляли аккуратно разбирать травы, связывать в пучки и вывешивать в самой большой пещере меловых холмов.

Из всех воспоминаний о сестре эти были самыми приятными. Мать открыла им обеим секреты залечивания ран, нанесенных серпом, когда вдруг ударившие морозы заставляют жнецов торопиться или когда какой-нибудь мальчуган...

Горечь пронзила ее, как будто она пожевала руты. Что толку во всем ее врачевании, если она не может изготовить лекарство для своего мальчугана?

Снадобье слишком сложно, чтобы она могла в нем разобраться. Она советовалась с докторами, аптекарями, старыми знахарками с дальних хуторов, но никто не смог разгадать секрет содержимого того кожаного мешочка, что она, прощаясь, повесила на шею Петера. Так, вся ее жизнь связана с Онцелусом и Лиз.

Образ смеющейся дьяволицы в красной накидке всплыл из глубин ее памяти. Как долго Лиз сможет поставлять Петеру лекарство? И что, если ее не удастся вовремя предупредить?

Резко, словно пистолетный выстрел, хрустнула ветка. Катье обернулась. В темноте одушевленной тенью стоял Торн. Глаза его были скрыты тьмой. Оранжевый свет трескучей ветки-факела отбрасывал блики лишь на алый камзол. Чтобы скрыть смущение, Катье растянула губы в улыбке.

– И долго вы собираетесь здесь блуждать? – негодующе спросил он.

– По этому редколесью? – Катье обвела рукой непроходимые заросли. – Ну, еще лье или два.

Он не принял ее иронии.

– Вы недооцениваете свои таланты. К тому же местность вам хорошо знакома.

Она побросала в юбку сорванные листы подорожника и корни валерианы.

– Без сомнения, мои так называемые «таланты» включают способность заглянуть ночью к волкам и медведям на чашечку горячего шоколада, а потом кузнечиком поскакать в Серфонтен. – Она выдернула из трещины в камне тлеющую ветку. – За кого вы меня принимаете, Торн?

– За кого? – Он прислонился к дереву, раскрыл ладонь и начал загибать пальцы. – Во-первых, за ту, которая прыгает с коня на всем скаку. Во-вторых, за ту, которая берет мой пистолет и целит мне же в сердце. В-третьих, за ту, которая думает, будто ей удастся «позаимствовать» лошадь у изменников и дожить до глубокой старости, чтобы потом рассказывать об этом внукам. – Он посмотрел на нее так, что она затаила дыхание. – В-четвертых, за ту, которая сперва целует тебя, а потом обзывает безумцем.

– Хватит! – крикнула она. – Я не собиралась бежать. – А про себя добавила: Во всяком случае , пока.

– А в-пятых, за ту, которая смеет ослушаться даже после того, как пригрозишь ее связать. – Он развел руками. – Что прикажете о вас думать?

– Думайте что хотите, – отрезала она и решительно прошла мимо.

Но он удержал ее за руку.

– Вы все-таки решили вернуться, мадам? – спросил он, притягивая ее к себе. – Тогда позвольте мне сопровождать вас на случай, если волки и медведи вздумают цепляться за вашу юбку. – Он за руку потащил ее к костру.

– Торн... – Катье споткнулась о вылезший из земли корень.

Железная рука не дала ей упасть, но он не остановился.

Сучья трещали под его ботфортами, он шагал широко, стремительно. Поспевая за ним, Катье почти бежала.

– Торн, послушайте! Я правда не собиралась бежать. Клянусь! Я не хочу, чтобы меня связывали!

Он отвел с тропинки полог дубовых листьев, и они вышли на открытое место. Он остановился, подступил к ней вплотную.

– Не двигайтесь! – велел он, впиваясь в нее взглядом.

Сердце колотилось в груди; ей потребовалась вся сила воли, чтобы не отвести взора от этих горящих глаз.

– Я не позволю вам меня связать, Торн! – задыхаясь, прошептала она. – Я ничего худого не сделала.

– Я сказал, стойте смирно.

Изогнув кисть, он швырнул догорающую ветку в огонь и направился к Ахерону, глядевшему на них с другого конца поляны своими загадочно-темными глазами.

Катье дождалась, пока он сделает несколько шагов, затем повернулась и пошла в противоположную сторону.

– Мадам!

Она выбрала самый большой и плоский камень, какой смогла найти, затем другой – овальной формы. После чего обернулась к нему, зажав по камню в каждой руке.

– Да, полковник.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга сквозь язык пламени. У Катье зачесались руки метнуть в него оба увесистых камня.

Она шагнула к нему раз, другой. Глаза Торна выжидательно сузились, он не двинулся с места. Чувствуя на себе его взгляд, она подошла к огню. Поляну пересекало поваленное дерево. Она с размаху опустила на него плоский камень; трухлявое дерево приглушило звук. Второй камень полетел рядом.

– Вы меня разочаровали, мадам.

– Вот как, полковник? – отозвалась она, вытаскивая край юбки из-за пояса. – Очень жа... – Катье запнулась и прикусила губу, чтобы не застонать от унижения. Боже , она стоит перед ним с задранной юбкой!

– Это мне жаль, мадам, что вы, наконец, привели себя в порядок.

Смущение переросло в гнев. Она порылась в ворохе трав, корней, листьев и выбрала корень валерианы. С треском разломила его. Швырнула корень на плоский камень и ударила по нему овальным.

Сквозь потрескивание огня она расслышала мягкие шаги по траве. Ей ужасно хотелось поднять голову и посмотреть, но она удержалась. Лишь краешком глаза следила за ним. Он стоял в нескольких шагах, и лица она не видела – только ноги. Облегающие алые бриджи выступали из ботфорт и скрывались под длинным камзолом. Катье стало трудно дышать. В правой руке он держал скрученные поводья.