Елизавета Соболянская - Диссертация по некромагии

Одобрительно хмыкнувший некромант принес несколько ведер холодной воды, отыскал на чердаке свежий веник и вышел на крыльцо:

— Я буду рядом, фройлян Инталия, мойтесь спокойно.

Девушка не заставила себя долго ждать. Правду говоря, она не отказалась бы от теплой бани, даже если бы некромант не вышел за дверь. Работая в госпитале при кафедре магомедиков, она привыкла к тому, что тело не является запретом. Сначала ты видишь много голых тел в морге, потом делаешь перевязки полуодетым пациентам, а затем готовишься к операции в большой помывочной, вместе с толпой таких же студентов. Через полчаса смотришь на обнаженное тело пациента, приготовленное к операции, а потом еще помогаешь его перекладывать на каталку и мечтаешь только о горячем душе… И плевать на того, кто стоит рядом, потому что ему тоже плевать на форму твоей задницы или груди.

Горячая вода, мыльный порошок, душистая пена и аромат мяты, висящий в воздухе… Инталия помнила, что за дверью на холодном крыльце сидит Шер, и потому торопилась, но все же позволила себе немного попариться, прогоняя усталость дороги и тяжесть приема пациентов. Ей важно было смыть все это, чтобы спокойно спать ночью. Когда она, красная и распаренная, вышла в предбанник, оказалось, что за дверью слышны голоса. Быстро, насколько сумела, девушка натянула белье, чулки, ночное платье, завернулась в шаль и выглянула на крыльцо. Некромант стоял там, беседуя с несколькими местными парнями. Тон был вполне мирный, но девушка сразу заметила, что кусты вокруг баньки выглядят потрепанными, а сами парни смущенными.

— Фройлен Инта, — Ашер вежливо предложил ей руку, — проводить Вас в дом?

— Да, пожалуйста, — с тайным облегчением сказала магомедичка, — тропинка очень скользкая.

Несколько минут они молча шли в темноте, ориентируясь на огоньки окон, затем некромант завел девушку в теплую, пропитанную запахом еды клеть и начертил на косяке несколько охранных рун:

— Доброй ночи, фройлян, — поклонился Шер, — ни о чем не беспокойтесь, сюда никто не сможет войти без Вашего разрешения.

— Спасибо! — искренне поблагодарила Инта, затем погасила светлячок, забралась на топчан, служивший кроватью, свернулась калачиком и мгновенно провалилась в сон.

Ночью девушку несколько раз будил какой-то шум, однако она так устала, что лишь поглубже пряталась под подушку. Утром ее разбудил деликатный стук и вежливое:

— Фройлян Инталия, завтрак готов!

Исключительно любезный женский голос удивил. Насколько Инта помнила, вечером жена старосты разговаривала с ней весьма высокомерно, считая девушку, путешествующую в компании мужчин, кем-то вроде полковой маркитанки. Сейчас же старостиха стояла, скромно опустив глаза, разговаривала вежливо и даже принесла кувшин теплой воды, чтобы умыться. Затягивать подъем медичка не стала — быстро умылась, оделась, собрала влажные полотенца и свою медицинскую сумку, мешок с гостинцами за труды, оглядела клеть напоследок — не забыла ли чего, и вышла в просторную комнату, служившую для большой семьи и столовой, и гостиной, и залом собраний.

Во главе стола сидел сам староста, рядом — его взрослые сыновья, на другом конце стола находилось место супруги главы дома, подле нее разместились дочери и невестки по старшинству. Дети расположились между мужчинами и женщинами, блюдя тот же порядок. Гостей — лейтенанта, прапорщика, некроманта и магомедика — усадили на одну сторону стола, как раз напротив детей. Новобранцев, естественно, сюда не пригласили, наверняка, они ели свою кашу прямо у печурки во дворе.

Стоило Инте появиться, как разговоры за столом стихли. Ей предложили свежей утренней каши — на молоке, да с маслом! Студентка сглотнула слюну, затопившую рот от одного вида полной тарелки, и приступила к завтраку. Запивать еду полагалось ягодным взваром. Мужчины, не чинясь, макали хлеб в густое растопленное масло, щедро посыпая солью, дети пили молоко и грызли сухарики. Сразу было видно, что семья не бедствует. Девушка перестала стесняться, плотно поела, выпила морс и собралась идти в фургон, но в дверях ее поймала жена старосты:

— Фройлян, попросите своего жениха снять проклятие! Не хотели наши парни ничего дурного! Пошутили только!

Девушка пустилась в расспросы и вскоре из невнятных ответов старостихи сложилась такая картина: ее приметили еще вчера. Нашелся «добрый» человек, наплел байку о городских нравах, подлил парням ягодной бражки и убедил в том, что девица, прибывшая в одном караване с солдатами, будет рада «подзаработать». Вот и поперлись поддатые крестьяне к баньке. А некромант их протрезвил. Причем не самым приятным способом — так что штаны застирывать пришлось, да не один раз… и напомнил попутно, что Инта — магомедик.

В общем, ушли увальни, не солоно хлебавши, подбирая испачканные штаны, а ночью в клеть еще несколько оболтусов влезло, на «девку солдатскую поглядеть, да попробовать, если повезет», а у двери в комнату скелеты стоят на часах! Хотели парни убежать, да только зашипело все вокруг, зафыркало, глаза у скелетов засветились темным огнем! Страсть такая, что раз увидишь — никогда не забудешь!

— Вот теперь парни заикаются, и штаны мочат. И остановиться не могут… Добрая фройлян, сделайте милость, попросите Вашего жениха снять проклятье! — залилась слезами женщина.

Инталии стало нехорошо. Шер снова ее защитил! Спас от рук мужчин, чьих матерей, сестер и жен она лечила весь вечер… Стало противно. Прервав излияния старостихи, студентка отчеканила:

— Некромант их заколдовал, его и просите. А какую виру он за оскорбление возьмет, мне неведомо.

— Виру? — подавилась словами старостиха.

Ей явно хотелось сказать «не много ли чести для солдатской подстилки?». Только Инталия уже взяла себя в руки и молча вышла.

Шер появился возле фургона через полчаса. Поднялся по ступеням, положил ей на колени мешок с каким-то добром, накинул на плечи тяжелый кожаный плащ:

— Испуг я снял, а наговор оставил. Попытаются пристать к женщине, которой противны, — сразу штаны обмочат, — сухо сказал он, забрал просохшую сбрую и отправился запрягать лошадей.

Инталия стряхнула оцепенение, встала и пошла помогать. Вдвоем они быстро справились с упряжкой. Затем Ашер попросил напарницу взять вожжи, а сам взял коней под уздцы и повел за ворота, нашептывая что-то ласковое. Звери прядали ушами, немного нервничали, однако вскоре смирно стояли в одном ряду с другими, дожидаясь сигнала к отправлению. Крестьяне наблюдали за сборами из-за заборов. О попытке изнасилования многие уже знали, и все ждали, что скажет или сделает староста.

Ждать пришлось не долго. Скрипнули ворота, прапорщик пробежался по каравану: где-то подтянул шлею, где-то проверил крепление оглобли, одному вознице велел смазать колеса, другому — закрепить полог, в общем, еще полчаса все стояли, готовясь в дорогу, а сам военный подошел к фургону студентов. Глянул на хмурую девушку и объявил: