Анастасия Никитина - Госпожа Потусторонья

Что мне подсказывало, интуиция или знания из какой-то прежней жизни? Неизвестно. Но я знала, что когда исчезнет несуществующее убежище, исчезнет и человеческая ипостась Роса. Не уйдёт на Серые тропы, чтобы переродиться где-нибудь ещё, — просто исчезнет навсегда. Васька превратится в обычного кота, а когда истощатся наговоры Яги — в одомашненную рысь и даже говорить в конце концов разучится.

Меня передернуло, и я, не обращая внимания на ледяные капли, посыпавшиеся с хвои, рванулась к забившемуся в самую гущу веток человеку.

— Рос, выслушай меня!

— Не подходи!

— Так я тебя и послушалась, — буркнула я себе под нос, обнимая дрожащего словно в лихорадке парня.

Он попытался вырваться, но ствол ели и толстые ветки держали крепче моих рук.

— Ты ничего ей не сделал! Её убил не ты! Всё, что ты видел, — мираж, видение, которое подсунула тебе Марфа! Это она убила Птаху, а не ты! — отрывисто выдыхала я куда-то ему в ключицу. — Ты ни в чём не виноват!

— Но я видел… Я видел…

— Ничего ты не видел! — выкрикнула я, чуть отстраняясь, чтобы видеть его лицо. — Ничего, кроме морока треклятой Марфы! Когда ты пришёл на ту поляну, Птаха уже была мертва!

— Марфа? — кусая губы до крови, Рос всматривался мне в глаза, словно впервые увидел. — Она сказала, что Птаха ждет меня там. Что у неё что-то случилось! Я прибежал, а она… она… Она обнимала Гора! И он её целовал! И тогда я убил её!!!

Он рванулся с такой силой, что одна из веток с треском обломилась, выпуская его из елового плена. Острый сук проехался по ребрам, распарывая и рубаху и кожу. На седую от инея траву закапала алая кровь.

— Нет, чёрт возьми! — рявкнула я. — Тебе это только привиделось!

— Нет!

— Да! Если Гор там был, то почему не вмешался, когда ты убивал Птаху?!

— Почему? — Рос застыл. — Гор… Он пропал…

— Чушь! Его там и не было! И тебя не было! И Птахи! Её убила Марфа!

— Но… Но зачем? — он поднял на меня взгляд, полный непонимания. — Зачем она убила её? Зачем заставила меня поверить, что я…

— Дрянь потому что завистливая, — отрезала я.

В тот момент я искренне жалела, что отобрала у бабки всего лишь память. Слишком малая расплата за всё, что она сделала с этим парнем. За всё, что она сделала… со мной?.. Мысль обожгла, словно вымоченная в рассоле плеть.

Какой стала бы та моя жизнь, не вмешайся в неё чертова Марфа? Я помнила сны, знала, что Птаха вроде бы любила этого человека… оборотня… По крайней мере, его поцелуи явно не вызывали у неё отвращения. И он любил её больше жизни, раз столько времени казнил себя за её смерть. А теперь? Он почти сумасшедший. А я не испытываю ничего, кроме жалости… Проклятая бабка!

Злость помогла мне выпутаться из веток, и я как раз успела схватить Роса за рваную рубаху. Ткань затрещала, но выдержала, и парень застыл. Я посмотрела ему в глаза и со всей возможной убедительностью проговорила:

— Это не ты. Поверь мне. И Яга и Гор говорили тебе то же самое, но ты их не слышал. Ты не виноват в её смерти…

Он уже не противился, когда я взяла его за руки, и покорно позволил обнять себя.

— Это не ты, — повторила я, всё так же удерживая зрительный контакт, хотя для этого пришлось до хруста в позвонках запрокинуть голову. — Ты не убийца.

И тут произошло нечто, что я так никогда и не смогла ни понять, ни повторить. Мы вместе будто провалились в мои воспоминания и сны. Рос не отводил взгляд, но теперь уже он удерживал меня рядом с собой. А вокруг мелькали знакомые и незнакомые сцены: Птаха, вглядывающаяся в зеркало, Рос, кружащий её на руках по залитому солнечными лучами лугу, молодая Марфа, заносящая над головой странную железяку с многочисленными острыми крючьями, боль, от которой у меня потемнело в глазах, и тоскливый звериный вой, рвущий души обитателей лесной избушки.

Но это бы ещё ладно. А вот когда пошли картинки из моей нынешней жизни, меня повело уже по-настоящему. Я смотрела в желтоватые глаза Роса, а видела… Видела одинаковые кровати в детдомовской спальне и как кубарем влетела в ворота особняка в первый раз. Как кричала на Ваську и как отвратительно таяла под гипнозом хитрого Георгия. Громыхнули в ушах злые слова: «Знать не знаю этого Роса и уж точно не влюблена в собственного кота!». Перед внутренним взором мелькнули мои перекошенные злой гримасой губы и пальцы, сдавившие Струну оборотней; Лис, протянувший ко мне сведённые ладони, и моя собственная рука, взметнувшаяся в сторону ворот.

А потом я вдруг очнулась на полу в библиотеке в гордом одиночестве. Голова гудела, перед глазами плавали мутные круги, а судорожно сомкнутые пальцы стискивали свиток наследниц. Со свистом втянув воздух сквозь сжатые зубы, я отшвырнула пергамент, как ядовитую змею. Вокруг не было никого, но мне почему-то казалось, что меня только что провели голой через улюлюкающую толпу.

Ну, спасибо, бабуся-Ягуся, за принудительный сеанс морального стриптиза!

Я с трудом поднялась на ноги. И то удалось мне это лишь после того, как из коридора послышались цокающие шаги Кости. Опять воду несёт?

Скелет действительно появился в дверях и, распахнув створку пошире, с поклоном указал на выход.

— Что? Опять кого-то черти принесли, пока я в отключке валялась? — проворчала я.

Разумеется, Костя мне не ответил. Я покосилась на разложенные на столе книги и со вздохом пошла к дверям. В некоторых случаях скелет бывал куда настырнее Васьки. А с ним я, кстати, совершенно не понимала, что теперь делать. Нет, наставления вредной прабабки из памяти никуда не делись: «Позвать по имени и приказать исчезнуть мороку и путам, а потом отпустить в Струнное». Вот только как взглянуть в человеческие глаза того, кто только что заглядывал мне в душу, я не представляла. Не предлагать же ему прогуляться на задний двор за мышкой!

«Может, подождать немного», — малодушно подумала я, входя в холл, куда меня так настойчиво заталкивал Костя.

Но судьба (или злой рок, как кому больше нравится) в очередной раз решила всё за меня. Васька лежал на полу у самой двери, вытянувшись в струну, и тяжело дышал. Забыв обо всём, я рванула к нему.

— Вась? Васька! Ты что?! Рос? Или Рось?! Ну, очнись уже!

Чувствуя, как на глазах закипают слезы, я тормошила тяжёлое пушистое тело. Но всё было напрасно. Кот не желал приходить в себя. И я вдруг поняла, что готова отдать всё что угодно, лишь бы ещё раз услышать нахальное «мышку хочешь?».

— Пусть исчезнут путы! — прошептала я. Но ничего не произошло. Тогда я выкрикнула эти слова уже в голос и снова принялась тормошить безвольное тело.

О мраморные плиты пола брякнуло железо, и я непонимающе подняла голову. Рядом стояло знакомое жестяное ведро, полное воды. Не думая, что делаю, я схватилась за дужку и с размаху окатила кота от усов до самого хвоста. Надо было видеть, с каким шипением он вскочил на лапы, одновременно брезгливо отряхиваясь.