Надежда Волгина - Заземелье [СИ]

— Думал, забыл соль.

От неожиданности я вздрогнула и отвела взгляд от его рук. Ну, конечно, какие еще могут быть глаза у совершенного существа мужского пола? Черные, глубокие, с пушистыми ресницами, они казались обманчиво мягкими. Интуитивно я чувствовала, что доброты в них столько же, сколько снега в пустыне Кара-Кум.

Мужчина смотрел на меня, не мигая, становилось все неуютнее. Я представила, что он сейчас видит, и захотелось немедленно умереть. Растрепанное пугало с карими невыразительными глазами и бледной кожей. Вообще-то, волосами своими я гордилась, когда выпрямляла их утюгом, и они блестели, как вороново крыло, спадая тяжелой массой на спину. Мне все завидовали, говорили, что такие густые и прямые волосы — редкость. Плюс ко всему, они были настолько насыщенно-черными, что не нуждались в окрашивании. Черные волосы и бледную кожу я унаследовала от матери. Это типичный признак национальности иудеев, к которым я и относилась. Тетя Вера всегда говорила, что я дочь своего народа, и должна гордиться такой внешностью. Я же считала свое лицо слишком бледным и регулярно пользовалась тональным кремом.

Но сейчас под рукой не нашлось даже расчески. Да еще и одежда на мне дурацкая! Я расстроено вздохнула — рядом с таким мужчиной нельзя быть дурно одетой, без макияжа и лохматой. В это момент я забыла, что нахожусь здесь по его же милости. Мысль, что я не соответствую ему, затмила все остальные.

— Переоденься, — вновь заговорил мужчина, кивнув на спортивную сумку возле себя. — Я прихватил твои вещи.

С удивлением рассматривала свою одежду: джинсы, свитер, кожаную куртку, когда вновь скрылась в доме. Он позаботился даже о носках и смене белья. Там же я нашла массажку и первым делом расчесала волосы.

Зачем все это? Почему я здесь, с ним, а не дома, продолжаю оплакивать любимого брата? Наверное, стоит задать ему все эти вопросы. Только, почему я испытываю непонятную робость. Это стеснение? Никогда раньше не страдала им в такой мере.

Одевалась быстро, чтобы не замерзнуть на осеннем утреннем холоде. В привычных и удобных вещах почувствовала себя более уверенной.

Что же происходит? Почему у меня такое чувство, будто смерть брата, мое горе остались в прошлой жизни? И кто этот красивый незнакомец?

Я вернулась к костру, все еще не чувствуя себя готовой задать накопившиеся вопросы.

— Мне нужно на работу, — рискнула заговорить я.

— Забудь об этом. Нет у тебя больше никакой работы.

Голос мужчины звучал равнодушно. Он наполнил пластиковую тарелку дымящейся кашей с тушенкой и протянул мне вместе с одноразовой ложкой.

— Как это, нет работы? — решилась уточнить я.

Робость продолжала сковывать меня. Я ужасно его стеснялась.

— Ты больше не вернешься. Забудь о прежней жизни. Теперь ты будешь обитать в другом месте.

Он говорил так спокойно, что я даже не решилась закатить истерику. Я попробовала кашу — вкусно. Мужчина отвинтил крышку термоса, наполнил ее дымящейся жидкостью и тоже протянул мне. Чай пришелся как нельзя кстати, я с удовольствием выпила его маленькими глотками, согревая руки о крышку-чашку.

— И где же я буду обитать?

Слова давались с трудом, будто я спрашивала о каких-то глупостях, не имеющих значения.

— Скоро узнаешь.

Исчерпывающий ответ, прерывающий всякие попытки продолжить беседу.

Мужчина складывал пакеты и пустые банки в целлофановый мешок. Туда же отправилась пустая тарелка из-под каши, которую я съела, надо отметить, с превеликим удовольствием. Наверное, сказалось трехдневное голодание. Он завязал пакет и положил в сумку. Надо же, какой аккуратный, не хочет загрязнять окружающую среду. Взяв ведерко с водой, затушил костер. Потом отнес ведерко и котелок в дом. К тому времени совсем рассвело, и я поняла, что за дом приняла грубо сколоченную избу с плоской крышей. Это даже не изба, а времянка, эдакий охотничий домик.

Какой же он высокий и как грациозно двигается! Я снова залюбовалась незнакомцем. Не могла поверить, что мы в лесу, а не на светском приеме. Он не вписывался в окружающую обстановку.

Все время я сидела на бревне и следила за его движениями, догадываясь, как это глупо выглядит со стороны.

Удивительно! У него даже ботинки не запылились, пока он наводил порядок на поляне. Я сама себе поражалась. Первый раз внешность мужчины до такой степени меня заинтересовала. Так увлеклась, что забыла о собственном горе.

— Пойдем. — Он остановился передо мной и протянул руку, видимо, чтобы помочь встать с бревна.

— Куда?

Только тут я поняла, что он собирается вести меня куда-то против воли. Это напоминало похищение, только не совсем обычное. В роли похищенной я себя не чувствовала. Напротив, испытывала безотчетное желание следовать за ним хоть на край света. Однако что-то внутри меня противилось этому желанию, не позволяя протянуть руку.

— Ты последуешь за мной и будешь делать то, что я велю.

Глаза смотрели, не мигая, засасывая в черноту, голос доносился словно издалека. Протянула руку, не отдавая себе в этом отчета. Его лицо совсем близко. Запах парфюма, тонкий и экзотический. Его размеренное дыхание слегка обдавало лицо, охлаждая разгоряченные румянцем щеки. Глаза засасывали все сильнее, порабощая волю.

— Следуй за мной, — услышала я и, как болванчик, кивнула. В голове ни единой мысли, кроме желания исполнять малейшую его прихоть.

Мы медленно брели по лесу. Люблю лес в начале октября, в багряном убранстве, пахнущий грибами и прелыми листьями, шуршащими под ногами. Но сейчас я этого не замечала. Видела только стройную высокую фигуру впереди и следовала за ним, сохраняя дистанцию. Мне казалось важным идти именно на таком расстоянии, словно приближение или удаление грозило катастрофой.

Не помню, сколько мы шли. Иногда мне казалось, что мы идем уже целый день, но, когда он внезапно остановился, подумалось, что мы прошли сосем маленькое расстояние.

— Тебе нужно передохнуть. — Он повернулся ко мне и указал на гору сухих листьев возле толстого ствола исполинской сосны.

Только тут я поняла, что ужасно устала и еле удерживаюсь на ногах. А как они гудели, когда я вытянула их, опустившись на импровизированное сидение. Он присел рядом, и я в который раз поразилась, насколько нелепо он смотрится в лесу. В отличие от меня, у него даже дыхание не сбилось. Краем глаза наблюдала, как равномерно вздымается его грудь. Мое же лицо дышало жаром, лоб вспотел, волосы прилипли к щекам и лезли в глаза. В то время как его оставалось спокойным и безмятежным, волосы по-прежнему красивыми волнами обрамляли идеальный овал, будто этот тип только что вышел от парикмахера.

— Можешь говорить, — не поворачивая головы, произнес он, а я вдруг поняла, что сижу и беззастенчиво разглядываю его профиль.