Алёна Волгина - Коза дракону не подруга

Мы-то все считали, что мистер Тревор ездил в Дуверн, чтобы разведать о коварных намерениях сацилийцев, а оказалось – ничего подобного! По особой просьбе лорда Фонтероя мой начальник ездил в графство Думанон, в небольшую деревню возле замка Уайтбор, или замка Белого Вепря, как его называли местные. Там ему удалось найти одного старого священника, который помнил мою мать. Я слушала рассказ шефа, затаив дыхание, и остро жалела, что не могла сопровождать его в этой поездке.

Священник, хоть и находился уже в том возрасте, когда человек с трудом отличает недавние события от случившихся двадцать лет назад, все же отыскал запись в церковной книге, где говорилось о венчании лорда Эдварда Уэсли с девицей Мэри-Энн Брайер. Все эти годы у него хранилось мамино письмо-исповедь, в котором она писала, что тайно обвенчалась с моим отцом, несмотря на противодействие его семьи. Сейчас это признание лежало передо мной.

– Когда Эдвард Уэсли погиб в Цинтрии, его кузен и наследник, был не слишком обеспокоен розысками какого-то побочного отпрыска, – рассказывал Тревор. – Однако эти записи подтверждают, что ты – законная дочь лорда Уэсли и можешь отстаивать свои права.

Вот, значит, как. Некоторое время я сидела молча, пытаясь осознать себя в новом качестве: наследницы знатного рода и дочери известного полководца. Кроме того, у меня внезапно обнаружился дядюшка, некий Робин Уэсли, кузен моего отца. Правда, я не обольщалась, что он обрадуется моему появлению. Вряд ли в замке Уайтбор меня ожидает теплый прием.

Вероятно, эти сомнения отразились на моем лице, так как мистер Тревор ободряюще похлопал меня по плечу:

– Ты отличная сыщица, Энни. Твоя последняя работа с зашифрованными письмами – выше всяких похвал. Не дай запугать себя этим высоким лордам. Но и не спеши отказываться от семьи, понимаешь? Человек без семьи – как дерево без корней.

Вместе с портретом отца Тревор передал мне послание от лорда Робина Уэсли, где тот в очень изысканных выражениях приглашал меня навестить замок Уайтбор, когда мне будет удобно. Всю ночь я промаялась над конвертом, так и не решив, как поступить. Разумеется, я не уеду из Эшентауна! Здесь у меня есть работа, здесь мистер Тревор с командой, а главное, я не испытывала ни малейшего желания расставаться с Кеннетом.

Наверное, стоит с ним посоветоваться. Наше объяснение в Лонгбери посеяло в моей душе сумасшедшую надежду, что когда-нибудь мы сможем быть вместе. Кого он скорее захотел бы видеть рядом с собой: сыщицу с Коул-стрит или наследницу рода Уэсли?

В глубине души я надеялась, что мое социальное положение ему безразлично, что ему нужна я сама… Так или иначе, мы должны были увидеться сегодня утром, когда лорд Фонтерой заглянет к нам в магистрат.

Пока я витала в размышлениях, перепалка между Винсом и Фоксом неминуемо стремилась к фазе, за которой должна была последовать вспышка вулканического взрыва. Я своевременно покинула друзей и удалилась в полутемный вестибюль, где мне на глаза попалось висевшее в простенке старое зеркало. Снова вытащив отцовский портрет, я украдкой приникла к зеркалу. Вопреки опасениям, волшебный «йольский» бросок в Лонгбери не состарил меня до неузнаваемости, и все-таки я изменилась. Овал лица утончился, линия скул стала тверже, а взгляд – более непреклонным. Тем сильнее было сходство с портретом. Интересно, мистер Робин Уэсли похож на отца? Каков он? Что у него за характер?

Толкнув тяжеленную входную дверь, я выбралась на крыльцо. После вчерашней метели вся улица была запорошена нежной, чистой белизной. Воздух пьянил, как глоток колодезной ледяной воды. По ступеням поднимались судейские чиновники и первые посетители. Из открытого окна доносились гневные выкрики мистера Тревора, клянущего на чем свет стоит беспечных охранников.

Я стояла на крыльце и ждала моего Дракона.

Мистер Тревор занимал бы должность начальника полиции, если бы в то время она существовала.

В письме действительно скрыто зашифрованное послание, но без дополнительных подсказок, которые будут даны в следующих главах, его вряд ли можно разгадать.

Мистер Амброзиус цитирует Герберта Уэллса.

Холодный дом – городская тюрьма в Эшентауне возле Северных ворот.

Табрен – деревня близ Эшентауна, где проводились публичные казни. Местную виселицу часто называли «Табренским деревом».

Томас Лермонт из Эрсилдуна – полулегендарный шотландский поэт, живший в XIII веке. Считается зачинателем шотландской литературы.

Башни мартело существовали на самом деле. Это круглые каменные укрепления, которые во множестве строились в 1-й половине XIX века по берегам Британской империи. Название происходит от генуэзской башни на корсиканском мысе Мартелла, фортификационный потенциал которой произвел огромное впечатление на английское командование.

Эринцы – жители острова Эрин, часто отличавшиеся вспыльчивым нравом.

«Драконьей кровью» алхимики называли камедь с острова Суматра, которая действительно была одним из ингредиентов любовного зелья.

Герилья – партизанская война (исп.).

Холлан-тайд (Holland-tide) – последний день Самхейна, а также название для сезона, когда появляется Голландское течение, которое мы называем Гольфстримом.

Песня скорбящей невесты-волшебницы с таким названием есть на самом деле, я нашла ее в сборнике Франчески С. Уайльд «Легенды, заговоры и суеверия Ирландии».

Фонтерой цитирует леди Брэкнелл из пьесы Оскара Уайльда «Как важно быть серьезным».

Шекспир «Двенадцатая ночь».

Питер Акройд в книге «Лондон: биография» так описывает развитие специфического сленга уличных продавцов: «На протяжении веков в говоре торговцев неуклонно шло усечение или сокращение слов. «Will you buy any milk today, mistress» («Вы купите сегодня молока, госпожа?») превратилось в «Milkmaids below» («Молочницы внизу»), затем в «Milkbelow» («Молоко внизу»), затем в «Милк-оу» и, наконец, в «Мьоу» или «Мии-оу».

Про зимородков сложено много легенд главным образом из-за того, что они ловко прячутся, и их гнезда очень сложно найти. Древние греки верили, что зимородки в период зимнего солнцестояния насиживают свои яйца прямо посреди моря, устраивая себе гнезда, плавающие наподобие лодок. Плиний писал, что боги из симпатии к зимородкам разглаживают на время их насиживания волны, так что морская поверхность в течение двух недель пребывает в полном покое. И действительно, море, особенно вокруг Сицилии, в районе Рождества становится удивительно тихим.